Что изобрел Попов?
Для каждого из нас история радиотехники начинается с Александра Попова. Однако заглянем в любые, даже самые авторитетные зарубежные монографии, посвященные изобретению радио,– и сразу же столкнемся с обширнейшей «марконианой». Обычно это вызывало у советского читателя как минимум раздражение, которое и выплескивалось во множестве публикаций, посвященных тем или иным датам отечественной радиотехники.
Но раздражение – не лучший советчик. С другой стороны, девяносто с небольшим лет со дня появления радио – достаточный срок, чтобы спокойно оглянуться на бурные события конца XIX века. Оглянуться и спокойно разобраться – в чем же суть спора за авторство в изобретении радио?
Итак, в нашей истории два героя: Александр Попов и Гульельмо Маркони. Солидный тридцатишестилетний преподаватель кронштадтского минного класса и недоучившийся студент-итальянец: трудно, кажется, подобрать столь непохожих по характеру и темпераменту людей. Но изобретателей судят, прежде всего, по конечному результату – давайте и мы действовать, вооружившись только этим объективным критерием.
В. РЕЧИЦКИЙ,
кандидат технических наук
Принципы, положенные позже в основу телеграфии без проводов, к 1894 году были уже сформулированы, а отдельные элементы будущего передатчика и приемника опробованы многими учеными. Довольно эффективным источником электромагнитных колебаний зарекомендовал себя вибратор Герца; важнейшей деталью приемника обещал стать когерер Бранли. Решающий шаг оставалось сделать тому исследователю, который бы первым обобщил имеющиеся достижения и практически реализовал передачу сигналов без проводов.
Ближе всех к изобретению радио был английский ученый Оливер Лодж. Заметьте – ученый, а не изобретатель, не инженер. 1 июня 1894 года Лодж выступил в Королевском обществе с лекцией, посвященной памяти внезапно умершего в возрасте 35 лет Герца. В ней он блестяще обобщил главные результаты исследований самого Герца и его последователей, показал возможности приема электромагнитных сигналов, возбужденных вибратором Герца, с помощью когерера Бранли, Лодж увлекательно рассказывал маститым членам Королевского общества о научной проблеме – распространения и регистрации электромагнитных волн. Но чтобы заинтересовать этой проблемой не ученых, а инженеров, надо было понять и в доступной форме показать практические возможности этих явлений, обнаружить в них предпосылки создания связи без проводов.
Лекция Лоджа, вышедшая отдельной брошюрой, имела большой резонанс. Опыты Лоджа без промедления воспроизводились многими учеными, среди которых был и Александр Степанович Попов. Преподаватель Минного класса, ученый-экспериментатор, Попов был к тому же хорошим инженером, в течение многих лет в летние каникулы возглавлявшим электростанцию Нижегородской ярмарки. Это сложное по тем временам сооружение требовало солидных знаний в области электротехники и типично инженерной хватки, которой, судя по отзывам сослуживцев по каникулярным занятиям, Попову было не занимать.
Но к работам по воспроизведению опытов Лоджа Александр Степанович подошел как ученый и преподаватель, а не как инженер-практик. Это легко объяснить: в Минном классе была наука, на электростанции конкретная работа. Да и опыты Лоджа ставились только для демонстрации явлений, имеющих в тот момент чисто научный интерес. «В начале текущего года я занялся воспроизведением некоторых опытов Лоджа над электрическими колебаниями с целью пользоваться ими на лекциях…» – объясняет сам Попов цель своей работы. С тех же позиций оценивает он свои первые результаты.
Именно в этом и лежит предпосылка первой ошибки Александра Попова. Но об этом позже…
Знаменитое заседание Физического отделения Русского физико-химического общества, проходившее 25 апреля (7 мая) 1895 года, где впервые Поповым был продемонстрирован прибор для обнаружения и регистрирования электрических колебаний – первый в мире радиоприемник, многократно пересказывалось как сторонниками, так и противниками приоритета Попова в изобретении радио.
Как оно проходило? На небольшом столе рядом с президиумом Попов установил свой прибор. В протоколе заседания четко перечислены все его детали и описан принцип работы.
В основу прибора Попов положил эффект, открытый незадолго до этого Бранли: на изолированной подставке лежат две несоприкасающиеся металлические пластинки, поверх которых насыпана горка железных опилок, покрывающих концы обеих; между пластинками последовательно включены источник тока и электрический звонок. Несмотря на то что цепь звонка замкнута через опилки, он не звонит, так как сопротивление опилок весьма велико. Но при воздействии электрического поля, например, от возникшей неподалеку искры сопротивление опилок резко падает. Они, по выражению Лоджа, «спекаются» или электризуются.
Тот же эффект можно получить и механическим уплотнением опилок, но нам в данном случае важнее их реакция на электромагнитные волны. При уменьшении сопротивления ток в звонке достигает величины, при которой его якорь притягивается, и раздается звонок. И если сопротивление опилок не будет меняться, звонок будет непрерывно сигналить, отмечая однократно происшедшее событие – электромагнитное возбуждение. К любым последующим сигналам такой прибор останется нечувствительным, если не изменить сопротивление опилок. Но Лодж уже предложил, как нарушить связь опилок – простым механическим встряхиванием. Стоит потрясти подставку – и сопротивление опять возрастет. Ток в цепи электромагнита упадет, якорь отойдет в сторону – прибор опять в ждущем режиме.
И Попов создает собственную конструкцию этого элемента, названного Лоджем когерером от слова cohesion (сцепление). В приборе, предъявленном на заседании физико-химического общества, когерер был выполнен в виде стеклянной трубки, вдоль внутренних стенок которой на небольшом расстоянии друг от друга приклеивались две полоски платины; поверх них насыпался металлический порошок или опилки. Трубка затыкалась с двух сторон пробками, через которые концы полосок выводились один на одну, другой на другую стороны.
Лодж в своей брошюре, хорошо известной Александру Степановичу, рекомендовал для встряхивания когерера часовой механизм, регулярно постукивающий по трубке молоточком. В Минном классе в шутку предлагали приставить к когереру матроса или даже мичмана. Попов же создал автоматический когерер, который был готов к работе сразу же после реакции на электромагнитный сигнал, точнее, сразу после звонка. Трубка когерера горизонтально подвешена на упругой пружине. Через его контакты в приборе Попова замыкается электрическая цепь (см. рис.), содержащая источник тока и электрическое («телеграфное» – в терминологии автора) реле.
После электрического разряда возникает электризация порошка в когерере. Ток в цепи реле сразу возрастет и его якорь притянется, замкнув контакт в цепи электрического звонка. Тот зазвонит, застучав при этом своим молоточком по защитному кольцу, опоясывающему когерер. За один или несколько ударов порошок придет в исходное состояние, и якорь реле сразу отойдет, отключив звонок.
Приемник – давайте теперь его называть именно так – снова в ждущем режиме, и притом без всякого вмешательства человека – то есть автоматически.
Приемник Попова реагировал на любые электромагнитные колебания достаточной интенсивности – будь то колебания вибратора Герца, разряд между проводниками, шумы в телефонной линии. Чувствительность приемника Попов сразу же догадался повысить путем присоединения к одному из контактов когерера «вертикальной проволоки длиною 2,5 метра» – антенны 6. Правда, тут могло не обойтись и без «подсказки» Теслы, еще в 1893 г. предложившего антенну для передатчика.
Но антенна антенной, а идея самовосстанавливающегося когерера с инженерной точки зрения гораздо элегантнее. Эту находку Попова, засевшую в памяти еще со студенческих лет, я часто использовал в лекциях по основам изобретательства. Ведь изобретательская аудитория слабо реагирует на слова «великий изобретатель». Для нее главное – изобретатель чего? Только четко уяснив ответ на этот вопрос применительно к А. С. Попову, я и мог приступить к работе над этой статьей… Итак, автоматический когерер – ключевой элемент первой в мире практической конструкции радиоприемника. Казалось бы, самое время продолжить статью на высокой оптимистической ноте. Но есть одно обстоятельство, мешающее сделать это, оставаясь в то же время абсолютно корректным и беспристрастным. А связано это обстоятельство с уже упомянутой нами широко известной лекцией Оливера Лоджа «Творение Герца», прочитанной им 1 июня 1894 года в память о великом физике девятнадцатого века. Точнее, с одним весьма неприметным ее разделом.
Называется он весьма экзотично: «Модель глаза с электрическим звонком» и посвящен довольно своеобразной и спорной модели человеческого зрения. Но суть не в этом: именно в данной части лекции есть один весьма интересный абзац: «Если смонтировать электрический звонок или другой вибратор на одной доске с трубочкой, содержащей опилки… вибрация будет играть основную роль и будет возвращать зайчик (от зеркальца, установленного в рамке, поворачиваемой током, протекающим в цепи когерера.– В. Р.) обратно всякий раз, когда электрическое возбуждение прекращается. Возможно, что электрический звонок, расположенный так близко к трубочке, не представляет собой наилучший вид вибратора. Для этой цели больше подошел бы часовой механизм, так как в звонке имеется и прерывистый ток, производящий одно действие, и механическое колебание, дающее противоположный эффект…»
Что же это, черт возьми! Ведь до знаменитой демонстрации грозоотметчика еще почти год, а идея основного его элемента уже засвечена другим автором? И ведь Попов с лекцией Лоджа был хорошо знаком, даже упоминал ее в самом начале своей основополагающей статьи «Прибор для обнаружения и регистрирования электрических колебаний».
Так что же – из оригинальных элементов в приемнике Попова осталось только телеграфное реле? Попросту, говоря теперешним языком, «заявка на применение»? То есть введение реле для развязки цепей звонка и когерера, «разнесения» двух противоположных по сути эффектов, помешавших, очевидно, Лоджу применить удачно найденную им идею автоматического когерера?
К сожалению, если говорить о «патентной чистоте» элементов приемника, все обстоит именно так. Единственный новый элемент – «телеграфное реле»…
Но ведь именно его введение принципиально перекраивает всю схему приемника. Давайте вернемся к схеме приемника.
Естественным условием нормальной работы схемы является экранировка когерера от электромагнитного поля звонка. Очевидно, что такая экранировка и была своевременно реализована автором. Но почему же не включить звонок прямо в электрическую цепь когерера? Такой вопрос может напрашиваться из «подсказки» Лоджа. И обойтись без реле, введенного Поповым.
Чисто функционально звонок вроде бы должен справиться с обеими функциями – и сигнализатора, и встряхивателя опилок. Но, если посмотреть чуть глубже, обе функции сразу он хорошо выполнить не сможет. Ведь, будучи включен в цепь когерера, после падения сопротивления опилок под действием внешнего электромагнитного возбуждения он зазвонит, создав в цепи когерера прерывистый ток. Но, как известно, действие прерывистого тока на опилки может привести к увеличению их сцепления и дальнейшему падению сопротивления когерера. И трудно предсказать, какой из действующих на когерер в этом случае факторов пересилит: молоточек звонка, встряхивающий опилки или прерывистый ток, повышающий их сцепление (выше мы приводили высказывание Лоджа на эту тему).
Да и чувствительность электромагнита звонка (определяемая минимальной силой тока, при которой притягивается якорь) значительно уступает чувствительности реле (якорю последнего приходится «управлять» лишь парой контактов, а не молоточком звонка). А чувствительность реле однозначно связана с дальностью приема – параметром, определяющим успех всего предприятия.
Так что просто пододвинуть молоточек звонка к когереру, не меняя, по существу, старой схемы Бранли, задачи не решает – автоматического когерера при этом не получается. И только качественное изменение схемы путем введения специального реле приводит к его появлению.
Автоматический когерер позволил создать первую практическую конструкцию приемника электромагнитных колебаний. Александр Попов замкнул блестящую плеяду исследователей, встав за Фарадеем, Максвеллом, Герцем, Бранли и Лоджем, своими опытами достойно завершив их научный поиск. Попов открыл и новую плеяду инженеров, взявшихся за практическое применение радио…
А теперь, в недобрых традициях конца сороковых годов, следовало бы написать примерно так: «Но, открывая эру радиотехники, великий изобретатель оставался типичным кабинетным ученым своего времени, начисто лишенным практических соображений. Именно поэтому он совершил большую ошибку – не осуществил патентования своего изобретения, открыв дорогу своему предприимчивому последователю – Маркони». К месту пришлось бы и известное высказывание самого Попова: «Вопросы о приоритете на новые изобретения…. могут решаться только чисто формальным образом, по времени печатного опубликования работ»…
Но, во-первых, как-то не складываются вместе образ кабинетного ученого и энергичного инженера – заведующего электростанцией Нижегородской ярмарки. А, во-вторых, не правильнее было бы предположить, что Александр Степанович поначалу просто не оценил практического значения своего изобретения?
Берусь утверждать, что на момент выступления на заседании физико-химического общества он и не задумывался о практическом применении своего приемника. Ведь только в декабрьской своей статье Попов довольно робко намекнул на перспективы его использования для радиосвязи. Большинство же позднейших исследователей радио стали трактовать этот его намек как явное доказательство полной очевидности перспектив радиосвязи уже на период доклада, т. е. на 25 апреля 1895 года. Да и вообще очень уж часто путают доклад в обществе и собственно статью; а ведь между ними не только полгода времени, но и весьма принципиальная разница. Доклад – о поведении металлических порошков, статья – о приборе для обнаружения электрических сигналов.
Но вот что интересно: был ведь в Петербурге человек, который уже в апреле 95-го понимал значение сделанного Поповым. Этот человек – Евгений Павлович Тверитинов (1850– 1920). В тридцатилетнем возрасте военный инженер Тверитинов вместе с В. Н. Чиколевым создает первые системы электрического освещения, участвует в знаменитой иллюминации колокольни Кремля, а в 1894-м, неожиданно выйдя в отставку в чине генерал-майора, становится редактором «Кронштадтского вестника». И именно в этой газете появляется 30 апреля (12 мая) 1895 года корреспонденция о докладе Попова на заседании Физико-химического общества, членом которого сам Тверитинов был с 1878 года. Корреспонденция, в которой сказано куда больше, чем в докладе. И главное: «Поводом ко всем этим опытам служит теоретическая возможность сигнализации на расстояние без проводников, наподобие оптического телеграфа, но при помощи электрических лучей».
Не в протоколе заседания, не в самом докладе, а в газетном сообщении о нем прозвучала мысль, которая только через полгода была повторена Поповым.
Исходя из всех этих фактов, есть, на мой взгляд, основания считать, что именно Тверитинов, почетный инженер-электрик, автор солидных монографий по электротехнике, соратник Чиколева, к тому же коллега Попова по Минному классу, понял огромное значение работ Попова раньше их автора.
Рядом с Поповым оказался большой русский инженер, и, вполне возможно, именно поэтому появился тот последний абзац знаменитой декабрьской статьи. Кстати, именно Тверитинов в своей газете первым обнародовал факт проведения весенних 1895 года (до доклада 25 апреля) опытов Попова с передачей сигнала на расстояние 30 сажен (более 60 метров).
А если говорить о первой ошибке Попова, то главным явилось не игнорирование им необходимости патентования, а отсутствие к моменту доклада понимания всего значения проделанной им работы. И нельзя сыпать в общую кучу доказательств приоритета Попова и протокол заседания общества, и декабрьскую статью в журнале, и корреспонденцию в «Кронштадтском вестнике»–тем более что эти события происходили в разное время! В докладе Поповым публично обнародована конструкция приемника и подтверждена ее работоспособность (25.04.1895 г. ст. ст.). В газетной корреспонденции (30.04.1895 г. ст.ст.) сообщено о натурных опытах Попова по передаче сигнала и впервые сделано предположение о принципиальной возможности связи без проводов (Тверитинов). А в декабрьской статье Попова им самим, наконец, обнародованы те же факты и предположения…
Что же, перспектива практического использования приемника была подсказана Попову другим крупным ученым – Тверитиновым? Нет, в данном случае слово «подсказка» совершенно неуместно. Добрый совет соотечественника и коллеги – пожалуй, так следует воспринимать статью в «Кронштадтском вестнике». Тверитинов не претендовал на то, чтобы стать соавтором великого изобретения века, однако нам не мешает задуматься – не является ли он в определенной мере таковым? И не достойна ли эта фигура гораздо большего внимания в истории техники и в истории нашей страны?..
От демонстрации прибора Александра Попова в Физико-химическом обществе до подачи первой заявки Гульельмо Маркони на новую систему связи прошло 13 месяцев. Чему же посвятил Попов эти месяцы? И тут мы должны рассказать еще об одной ошибке великого изобретателя.
Начать нужно с того, что изобретатель радио был небогатым человеком. В свое время он вынужден был отказаться от подготовки на профессорское звание: Александр Попов не смог бы содержать семью на небольшую стипендию. И тут ему подвернулась удивительно удачная работа. Для освещения ежегодной ярмарки в Нижнем Новгороде в 1885 году была построена довольно приличная по тем временам электростанция. С полной нагрузкой она работала лишь в летний ярмарочный сезон. И когда в 1889 году Попова пригласили заведовать этим предприятием, он без колебаний согласился. Каждое лето, сразу после окончания занятий в Минном классе, Александр Степанович срочно отбывал в Нижний…
Так было и в 1895 году – 25 апреля Поповым был прочитан исторический доклад, продемонстрирован сам прибор. А в июне он уже отправился в Нижний Новгород.
Сразу же по возвращении домой его привлекает яркое событие t физике того времени – открытие Рентгена. Первые известии о лучах Рентгена появились в русской печати в конце 1895 года. А уже в январе 1896 года в Минном классе А. С. Поповым и его помощником С. С. Колотовым была изготовлена первая в России рентгеновская трубка. (Думаю, истоки этого увлечения сформировались не без участия жены ученого. Именно Раиса Попова, врач Кронштадтского госпиталя, получила с помощью этого прибора один из первых рентгеновских снимков в отечественной медицинской практике.)
В череде этих занятий и увлечений Попов только к концу 1895 года сумел подготовить и отправить в «Журнал Русского физико-химического общества» статью, опубликованную в январе 1896 года… Напомним, что статья в основном была посвящена изложению его доклада от 25 апреля и лишь немного дополнялась результатами других опытов. Это была первая публикация, раскрывающая суть его изобретения. Но в данной работе, в отличие от доклада, уже чувствовалась практическая направленность. Название доклада «Об отношении металлических порошков к электрическим колебаниям» было заменено, на «Прибор для обнаружения и регистрирования электрических колебаний» – приемник, точнее – радиоприемник.
Статье этой, как первой публикации, отражающей суть изобретения А. С. Попова, предстояло впоследствии стать важным юридическим документом, зафиксировавшим содержание и дату изобретения. Наряду с подробным описанием устройства приемника в статье были приведены рекомендации по повышению его чувствительности. Описана и работа приемника в совокупности с вибратором Герца (искровым передатчиком). «В соединении с вертикальной проволокой длиною в 2,5 метра прибор отвечал на открытом воздухе колебаниям, произведенным большим герцевым вибратором… с искрой в масле, на расстоянии 30 сажен».
Итак, сделаем главный вывод: еще весной 1895 года, до 25.IV Попов испытал созданный им приемник электромагнитных сигналов и осуществил практический прием сигналов от искрового передатчика (вибратора Герца), используя антенну, присоединенную к одному из контактов когерера. Данный факт бесспорно доказан подробной публикацией в «Журнале Русского Физико-химического общества» (1896 г., т. 28, часть физическая, отд. 1, вып. 1, с. 1– 14) и предшествующей ей апрельской корреспонденцией в «Кронштадтском вестнике».
Так что же изобрел Попов?
С младых ногтей все мы знаем: Попов – изобретатель радио. Но позвольте спросить – что такое радио? Радиоприемник, стоящий у вас на столе, или сложнейший комплекс, включающий студию радиовещания, усилительно-передающую аппаратуру, антенну радиостанции и, наконец, абонентский приемник, составляющий малую толику от этой системы связи?
Я описываю сегодняшнее лицо системы радиовещания с развитыми передающими станциями и минимизированными объемами современных транзисторных приемников. Но ведь и в системах связи начала века по одну сторону был передатчик, а по другую приемник. А осуществление беспроводной связи между ними и было позже названо радиосвязью. В еще (не сложившейся терминологии того времени «радио» порой называли принятую из эфира радиограмму. Передатчик именовали «передающим аппаратом», а приемник «приемным» – в привычных из телеграфии выражениях.
В первые годы «беспроволочного телеграфа» – именно так назвали сначала систему радиосвязи – в качестве передающего аппарата использовали искровые передатчики, выполненные по типу вибратора Герца. Принцип этот и первые конструкции вибраторов были опробованы за несколько лет до изобретения Попова. Можно считать, что как Попов, так впоследствии и Маркони пользовались однотипными передатчиками.
Предметом поисков для Александра Степановича являлась оптимальная конструкция приемного аппарата.
Александр Степанович Попов изобрел не радио, а радиоприемник. И с этим радиоприемником впервые осуществил прием искусственно созданных радиосигналов.
Попов не взял привилегии, но все существенные признаки изобретения описаны в его статье. Любые усовершенствования радиоприемника и системы радиосвязи в целом должны были с декабря 1895 года рассматриваться в сравнении с опубликованными результатами Попова. Однако при экспертизе заявок на изобретения патентные ведомства таких стран, как Англия, не учитывали технические решения, осуществленные вне своей страны. Так произошло и с заявкой Маркони, поданной в июне 1896 года в английское патентное ведомство.
В 1894 году двадцатилетний Гульельмо Маркони, получивший к тому времени неплохое домашнее образование и прослушавший курс лекций по физике в Ливорно, с увлечением знакомится с работами Герца, Бранли и участвует в опытах болонского профессора Риги по возбуждению и приему электрических сигналов. Летом 1895 года (Попов – весной) в усадьбе родителей Маркони осуществляет передачу сигнала от вибратора Герца в пределах приусадебного участка, а в конце года доводит расстояние до одной мили. Приемником ему служит та же, что и у Попова, комбинация когерера и встряхивающего его электрического реле. В июне 1896 года Маркони приезжает в Англию, подает заявку на систему передач радиосигналов и вскоре получает патент № 12039.
Предметом изобретения Маркони являлась приемно-передающая система. Передатчиком служил вибратор системы профессора Риги: разрядник, в котором под действием индукционной катушки между двумя металлическими шарами, подключенными параллельно к ее вторичной обмотке, проскакивала искра…
Заметим, что именно к передатчику Попов относился совершенно равнодушно. Понимая возможность осуществления с помощью изобретенного им приемника передачи сигналов без проводов, он писал в своей статье: «В заключение могу выразить надежду, что мой прибор, при дальнейшем усовершенствовании его, может быть применен к передаче сигналов на расстоянии при помощи быстрых электрических колебаний, как только будет найден источник таких колебаний, обладающий достаточной энергией».
По утверждению многих авторитетов того времени Попов недооценил возможности искрового передатчика на вибраторе Герца. Из подобной же конструкции сначала Маркони, а затем и сам вернувшийся к опытам Попов выжали приличную мощность, позволившую значительно увеличить дальность приема.
Именно в передатчике и заключалось наиболее существенное отличие конструкции Маркони: он использовал в нем антенну, точно такую же, как в приемнике Попова. Анализируя конструкцию приемного аппарата Маркони, Попов указывал на ее полную идентичность своему изобретению. Маркони же всегда считал, что «изюминкой» приемника был когерер с откачанным из него воздухом. Этому решению он и отдавал главную роль в повышении чувствительности. Но тем не менее в изобретении Маркони мы имеем дело с усовершенствованием известного искрового передатчика и известного же приемника Попова.
Дальше события развивались стремительно: получив сильную финансовую поддержку, Маркони в короткий срок совершенствует свою конструкцию и начинает ее практическое внедрение. Дальность передачи растет: Маркони первым реализует передачу радиосообщения через океан.
Не вызывают сомнения заслуги молодого итальянца в деле практического использования радиосвязи. Созданные ему в промышленно развитой и хваткой ко всему новому Англии условия не идут ни в какое сравнение с атмосферой настороженности в тяжелой на подъем России тех лет. Не будем, однако, забывать, что и Попов позволил себе расслабиться в самый неподходящий для этого момент. Потом, узнав о первых блестящих результатах Маркони, он ринулся вдогонку, отбросив все другие занятия. Но наверстать потерянное было уже невозможно – он упустил лидерство в практическом внедрении своего изобретения. Последующие успехи Попова по внедрению радиосвязи на флоте уже значительно уступали современным им достижениям.
Мы договорились судить о наших героях только по результату. Но какой результат важнее в споре двух изобретателей: создание первой практической конструкции радиоприемника (Попов) или промышленное внедрение радиосвязи (Маркони)?
Приоритет за Поповым. Авторитетные подтверждения этому прозвучали еще на первом этапе спора за авторство в изобретении беспроволочного телеграфа. Бранли, Блондель, учитель Маркони – Риги, все они отдавали лидерство Попову. Но почти все подчеркивали, что твердость, энергия, блестящий инженерный ум молодого Маркони позволили в кратчайший срок внедрить беспроволочный телеграф в практику связи.
Маркони значительно усовершенствовал как приемник, так и передатчик беспроволочного телеграфа. И главной своей заслугой он считал применение вакуумного когерера в приемнике и антенны в передатчике. Но считал Маркони это, не отрицая приоритета Попова на радиоприемник! Да и Попов только поначалу, услышав о молодом и энергичном конкуренте, отнесся с раздражением к его опытам с приборами, скрытыми для пущей таинственности в наглухо запечатанных ящиках. В более поздних высказываниях и он охотно признавал заслуги Маркони в деле практического внедрения радиосвязи.
Не примиренчеством, не вынужденным компромиссом, а четким пониманием заслуг своих и Маркони являлись слова Александра Степановича, произнесенные в октябре 1897 года: «Сравнительные результаты и сравнительная история наших опытов и опытов Маркони уже теперь позволяют мечтать о дальнейшем развитии этого дела…»
А помните телеграфный аппарат Шиллинга? Ведь и до него были предложены самые разнообразные конструкции телеграфа. Но первой практической конструкцией стало именно его изобретение. Изобретение Попова сродни изобретению Шиллинга. И тут речь идет о первой практической конструкции приемника. В нем уже, налицо все необходимые компоненты: автоматический когерер, антенна, регистратор сигнала. Дело только за хорошим передатчиком – и это четко прочувствовал талантливый и энергичный парень из Италии, не конкурент, а невольный продолжатель дела Александра Попова.
При оценке А. С. Попова ему совсем не обязательна сусальная рамка полной исключительности. Ведь именно в преемственности достижений предшественников, их критическом осмыслении и дополнении и есть заслуга великого русского изобретателя радиоприемника – Александра Степановича Попова.
из журнала «Изобретатель и рационализатор» № 9, 1989 г.