Более полувека проработал в Кронштадте русский ученый, соратник и помощник А. С. Попова, изобретателя радио, — П. Н. Рыбкин. Их совместные усилия были направлены на создание беспроволочного телеграфа. У истоков радио стояли эти замечательные люди, и если о Попове написано немало, то сведения о работе и жизни Рыбкина ограничены и недостаточно распространены.
Группа авторов, решив восполнить этот пробел, готовит книгу о П. Н. Рыбкине и просит всех, кто располагает какой-то информацией, сведениями об этом удивительном человеке, поделиться с ними.
Предлагаем вашему вниманию главу будущей книги.
Заведующий музеем отложил авторучку в сторону и, приподняв голову, прислушался. В коридоре послышались медленные, неторопливые шаги. В эти жаркие июльские дни посетители редко заходили в музей. Местные жители предпочитали пляж, прохладу балтийской воды, а экскурсанты, изнуренные осмотром примечательных мест города, норовили передохнуть в тени Летнего сада или Петровского парка.
Юрий Иванович вышел в коридор. К нему приближался крупный пожилой мужчина в кремовой рубашке с закатанными рукавами.
— Здравствуйте, — посетитель снял мягкую летнюю кепку. — Зашел вот посмотреть…
Застенчиво улыбаясь, он мял в руках кепку.
— Проходите, пожалуйста. Вы здесь впервые?
— Да что вы! Я здесь учился в школе связи, служил здесь. Места мне знакомые, как дом родной.
— Понятно. — Юрий Иванович на мгновение задумался.
— Мы собираем материалы о школе связи для нашего музея.- Может, расскажете о себе, о службе, о товарищах?
— Что ж, я не против. С удовольствием.
Аккуратно усевшись на стоявший у стены стул, посетитель не спеша осмотрелся. Прямо перед ним почти во всю стену висела красочная схема острова Котлин, испещренного стрелами кронштадтских улиц и окруженного многочисленными фортами, гаванями и островами. Над картой — портрет Попова, изобретателя радио.
Справа, через окно, невдалеке виднелся угол котельной с приземистой толстой кирпичной трубой, местами покрытой копотью и сажей.
Пока гость осматривался, Юрий Иванович окинул его коротким изучающим взглядом. Чисто выбритое лицо, в уголках рта глубокие складки морщин, светлые глаза с седыми кустистыми бровями смотрят заинтересованно, с любопытством. «Лет за 70. — подумал Юрий Иванович. — но морская жилка чувствуется, еще, видно, крепок».
-Знаете, — неожиданно заговорил посетитель, — я ведь живу в Ленинграде, но хоть разок в два-три года приезжаю в Кронштадт, тянет меня сюда… — Он улыбнулся. — Ведь лучшие мои молодые годы прошли здесь, не забыть мне их.
— А в, какие годы вы здесь служили?
— С тридцать шестого по сороковой.
— Да, — задумчиво сказал Юрий Иванович, — годы были непростые, предвоенные… Если не возражаете, давайте познакомимся.
— Молин Николай Афанасьевич, — отозвался посетитель, — бывший гидроакустик первого выпуска Краснознаменного Балтийского флота.
Он снова улыбнулся, широко и располагающе.
— Призвали меня в тридцать шестом, немного раньше призывного срока. Сначала, как положено новобранцам, прошли санобработку. Потом нас, постриженных, обмундировали и распределили по ротам. Жили мы на Флотской улице. Здесь, в больших красных зданиях, находились тогда, не знаю, как сейчас, три школы учебного отряда Балтийского флота: школа связи, в которой я учился, электромеханическая школа и школа оружия.
Молин остановился, посмотрел на Юрия Ивановича, тот внимательно слушал. изредка делая пометки на листке бумаги.
— Начало всего, как сами, небось, знаете, — строевая подготовка. Проходили мы ее, помню, на Якорной площади, напротив Морского собора. Стояла поздняя осень, подмораживало. Потом была торжественная присяга там же, на Якорной площади.
Ну, а после Нового года начались занятия. Учились мы в этом здании. Со стороны заднего двора над входом висела большая металлическая вывеска, на ней крупно написано «Электроминная школа» и пониже, мельче — «им. А. С. Попова». Тогда она еще не называлась школой связи, хотя готовили здесь радистов, телефонистов, прожектористов, шифровальщиков и нас, гидроакустиков. Вот здесь, где мы сейчас сидим, была учебная часть. Вообще-то, внутри здания много перестроено, и мне сейчас трудно сказать, где что было.
Молин обвел глазами помещение.
А скажите, Николай Афанасьевич, — воспользовавшись паузой, спросил Юрий Иванович, — Рыбкина вы знали? Ну, как же — оживился Молин. — Петра Николаевича Рыбкина хорошо знал и помню его, как сейчас. Он преподавал нам математику. Маленького росточка, голова лысоватая, на лице румянец, седенькая бородка, усики.
Ходил мелкими шажками. Несмотря на солидный возраст, всегда был бодрым и подтянутым. Он был очень общительным, располагал к себе. Говорил негромким голосом. Тип, я бы сказал, высококультурного интеллигента. Мы, краснофлотцы, любили его слушать, особенно, когда он рассказывал про Попова Александра Степановича. Подолгу его расспрашивал мой друг гидроакустик Дементьев Павел. Погиб он в войну. Многие из моих товарищей погибли, не дожили до победы.
— А вам где пришлось служить?
Лицо Молина изменилось, помрачнело.
— Воевал я недолго, но страдать пришлось много… Летом тридцать седьмого приняли у нас экзамены и расписали по морям и флотам, в основном, на Северный флот. Кого на надводные корабли, кого на подводные лодки, кого в О В Р. Меня, как отличника, и еще двоих оставили при школе заведовать техникой в гидроакустическом кабинете. Нас так и называли «кабинетчиками». Приходилось молодых учить. В нашем первом наборе была всего одна смена гидроакустиков, а в следующих уже по несколько смен. Летом нас списывали служить на корабли. В тридцать восьмом году, помню, плавал на эсминце «Артем» 3-й дивизии легких сил. Так до конца службы и находился я в школе связи.
А когда война грянула, на третий день меня призвали. 15 июля на торговом судне «Михаил Калинин» пошли в Прибалтику, высадились на острове Эзель, приняли участие в боях с немцами. Там меня и ранило в левый бок. Попал в плен. — Молин немного помолчал. — А судьбу тех, кто был в плену, вы знаете…
— Вижу, что нелегкая была ваша судьба, — сочувственно покачал головой Юрий Иванович. — Но, Николай Афанасьевич, вы начали говорить о Рыбкине и не закончили.
— Да… О Рыбкине… — Молин стал постепенно вновь оживляться. — Ходил он всегда одетый в китель. Летом надевал на фуражку, как все моряки, белый чехол. Видел я Петра Николаевича почти каждый день. Он проходил мимо окон нашего кабинета, я даже несколько раз фотографировал его из «Фотокора», был тогда такой фотоаппарат. Жалко, карточки все куда-то подевались. Рыбкин писал тогда книгу, если не ошибаюсь, «История искры» называлась. Он попросил преподавателя радиодела воентехника Сорокина помогать ему делать фотографии для книги, и я немного помогал.
Помню, как-то Петр Николаевич показал нам засушенный между листами альбома стебелек ковыля и сказал, что хранит его как память о Попове. Еще в начале девятисотых годов Попова пригласили помочь в судоходстве. Дело в том, что весною на Дону собирались купеческие баржи и пароходы везти товары в Азовское и Черное моря. А идти было опасно: льды частенько скапливались в узких местах устья Дона.
— В донских Гирлах.
— Совершенно точно, в заторах, бывало, и гибли суда. Надо было знать, когда устье полностью очистится ото льда. Вот Попов с Рыбкиным и поставили одну станцию в Гирлах, а другую в Ростове. После этого, как только сойдут льды, телеграфисты дают радиограмму, мол, путь свободен. И навигация начинается без опаски. Петр Николаевич говорил, что это была чуть ли не первая, после флотских, линия радиосвязи на гражданке. — А еще видел я Ворошилова, он приезжал в Кронштадт, — Молин продолжал вспоминать разные события тех далеких дней, отдаваясь свободному полету памяти. Юрий Иванович делал пометки, иногда задавал вопросы.
Вскоре он заметил, что долгая беседа утомила посетителя. Тот уже говорил с некоторым напряжением, не раз вытирая пот со лба.
— Николай Афанасьевич, вижу, вы немного устали. Разрешите мне поблагодарить за интересные воспоминания. Я хочу сказать о Рыбкине. Петр Николаевич – личность действительно незаурядная. Он посвятил себя радио и флоту, отдав им полвека своей жизни. Он стоял у истоков радио и стал свидетелем его необычайного расцвета. Он участвовал в подготовке многих поколений флотских радиоспециалистов — и в дореволюционной России, и в советское время. Он пользовался любовью людей и достоин того, чтобы история его не забыла. Еще раз большое вам спасибо!!
— И вам спасибо. Разволновался я. Внизу, в скверике, жена меня ожидает. Может, беспокоится уже, где я запропастился. Пойду.
Они тепло попрощались, пожав руки друг другу.
Юрий Иванов, подошел к окну, выходящему на Петровский парк. Легкий ветер, шевелил кроны деревьев в парке, так же, как почти сто лет назад, когда Попов и его верный помощник Рыбкин бились над тем, чтобы дать людям беспроволочный телеграф, а в минуты отдыха смотрели из этого окна, может быть, также видели буйную зелень природы в эту прекрасную летнюю пору.
Д. Л. Трибельский
(Из газеты «Рабочий Кронштадт от 5 января 1990 г.)