Апрель 1942 года. Шел трехсотый день войны. Над Кронштадтом нависли тяжелые свинцовые облака, серая пелена тумана стелилась по булыжной мостовой, оседая мелкими капельками на наших черных бушлатах. Обстрела с Петергофа не предвиделось, да и фашистские бомбардировщики не летали в такую погоду.
После ночной вахты мы возвращались с командного пункта КМОРа (Кронштадтского морского оборонительного района) в казарму, где размещалась 403-я отдельная рота связи. Когда шли по улице Урицкого, старшина 2-и статьи Василий Лосев неожиданно подал команду: «Приставить ногу!» Потом тихо спросил: «Кто помнит задачник Рыбкина?» Каждому невольно вспомнилось детство, когда, учась в 6 классе, решали мудреные для нашего возраста задачки по геометрии.
Впереди, у двухэтажного дома из красного кирпича, опершись на лопату, стоял сгорбленный человек. «Видите, — продолжал Лосев. — Это и есть Петр Николаевич Рыбкин. Он не только математик, но и был первым помощником А.С. Попова — изобретателя радио». И добавил: «Ну что, поможем?»
Приблизившись, мы увидели человека преклонного возраста. Темно-синий пиджак, когда-то приходящийся ему впору, висел словно на вешалке. Поношенная флотская фуражка, штанины брюк закатаны, на ногах старые калоши…
Каждый из нас впервые в жизни видел большого ученого. Мы смотрели на него с каким-то оцепенением, а он на нас с удивлением. Неловкость разрядил Лосев: «Петр Николаевич, здравствуйте! Разрешите помочь вам».
Ученый смутился, а мы тут же взялись за дело. Мне вспомнилось, как меньше года тому назад на радиостанции кронштадтского форта «Шанц», в моторном отделении, приходилось во время аврала протирать пыль с самодельного передатчика А. С. Попова, в который был вложен и труд Петра Николаевича. Это был небольшой деревянный шкафчик, застекленный с трех сторон. В центре, на пружинных растяжках, крепилась нехитрая радиолампа. Под ней и на задней стенке располагались самодельные радиодетали, между которыми были аккуратно проложены провода.
— Столько было планов, но все перечеркнула война, — прервал мои воспоминания ученый. — На большие замыслы сил не хватает. Может быть, моя картошка поможет людям. Сейчас всем трудно…
Петр Николаевич вдруг встрепенулся: «Батюшки! Совсем запамятовал, у меня же есть пачка папирос, я сейчас!» Немощной, шаркающей походкой он направился в дом. Вскоре он вернулся, держа в руке пачку папирос «Норд».
— Вот, пожалуйста, возьмите. Огромное вам спасибо!
Мы были довольны не только тем, что получили по пять папирос на брата. Главное — была какая-то внутренняя радость и удовлетворение. Мы сделали добро и были горды этим.
Начался обстрел, но мы не торопились. Спокойно стоял и Рыбкин. После перекура мы пожали руку Петру Николаевичу и направились в казарму. Постепенно его фигура растаяла в тумане. А в мыслях он и его знаменитый учебник оставались с нами.
Петр Николаевич дожил до светлого Дня Победы, который большинство из нас встретили на военно-морской базе Порккала-Удд, в Финляндии. Позднее я узнал еще одну страничку из биографии ученого. За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и мужество П. Н. Рыбкин был награжден орденом Красной Звезды. Прочитал об этом в газете и подумал: а ведь о себе он нам при той встрече ничего так и не рассказал. Боевой орден Петр Николаевич получил в том самом 1942 году.
А. Милехин,
участник Великой Отечественной войны.
«Красная звезда», 7-17.07.84
