10 лет с изобретателем радио
П.Н. Рыбкин
1945 г
ПРЕДИСЛОВИЕ РЕДАКТОРА
Автор настоящих воспоминаний, Пётр Николаевич Рыбкин, — друг и соратник изобретателя радио. Вместе с А. С. Поповым он построил 50 лет назад первый в мире радиоприёмник, а затем, проведя многочисленные опыты, организовал практическое использование нового средства связи на кораблях русского флота. Вместе делили они радости и невзгоды первых дней радио. «Участие Рыбкина, — указывается в приказе командующего Краснознамённым Балтфлотом, — в работах Попова настолько велико, что их имена за границей ставятся в одну строку». Но Рыбкин был не только ближайшим помощником Попова. В 1899 году он самостоятельно сделал очень важное открытие, ускорившее практическое использование беспроволочного телеграфа. Рыбкин обнаружил возможность приёма радиосигналов на слух. До этого сигналы принимались не с помощью телефона, а на телеграфную ленту аппарата Морзе.
Первая встреча А. С. Попова с П. Н. Рыбкиным произошла весной 1894 года на одном из заседаний Русского физико-химического общества. Вскоре после этого Пётр Николаевич был назначен ассистентом преподавателей гальванизма и практической физики в Минном офицерском классе учебно-минного отряда Балтийского флота в Кронштадте. «С этого времени, — вспоминает Пётр Николаевич, — я стал работать вместе с Александром Степановичем, и сделался не только его ближайшим сотрудником, но и другом». Так началась их дружная работа, которая не прекращалась в течение 10 лет, до самой смерти изобретателя.
С 1901 года, когда А. С. Попов был избран профессором Электротехнического института, П. Н. Рыбкин принимал уже один непосредственное и самое активное участие в подготовке кадров морских радиоспециалистов. Работая вдали от флота, А. С. Попов в то же время был в курсе всех событий, происходивших там. По собственной инициативе Пётр Николаевич Рыбкин информировал его о ходе радиофикации кораблей, о том, как работала первая междуведомственная комиссия по выработке правил радиосвязи и т. п. Все указания и советы изобретателя Рыбкин тщательно претворял в жизни, на практике.
Незадолго до смерти, в 1905 г., А. С. Попов разработал схему дифференциального мостика для измерения малых ёмкостей. Этот прибор пришлось конструировать лично П. Н. Рыбкину после Александра Степановича. Мостик позволил провести точные измерения ёмкости судовых антенн. Эти опыты впервые показали, как на ёмкость антенн влияет металлический такелаж корабля. Пётр Николаевич исследовал антенны. различной формы, и все результаты своих многочисленных наблюдений опубликовал в «Журнале Русского физико-химического общества». Статья его называлась «Радиотелеграфная сеть и её элементы».
Интересную и ценную научно-исследовательскую и особенно педагогическую работу проводил П. Н. Рыбкин и в первые годы существования молодой Советской республики. В 1922 г. по его инициативе в г, Кронштадте были, организованы вечерние электротехнические курсы, которые за 12 лет своего существования выпустили более 2500 квалифицированных радиофиксаторов.
В суровые дни Великой Отечественной войны, когда враг отстреливал Кронштадт и упорно рвался к колыбели нашей революции — Ленинграду, Рыбкин, часто рискуя жизнью, продолжал работать, выполняя важные задания командования.
Советское правительство высоко оценило заслуги пионера радио и его самоотверженную работу. Командующий Краснознамённым Балтийским флотом от имени Президиума Верховного Совета СССР наградил в 1943 году «За образцовое выполнение боевых заданий на фронте борьбы с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и мужество» Петра Николаевича Рыбкина орденом Красная Звезда.
В мае 1944 года исполнилось 80 лет со дня рождения П. Н. Рыбкина и 50 лет службы его в Военно-морском флоте. Было отмечено также и 45-летие открытия приёма радиосигналов на слух. Советская общественность горячо откликнулась на эти знаменательные даты.
22 июля 1944 года Президиум Верховного Совета СССР наградил Петра Николаевича Рыбкина орденом Ленина. Это явилось большим и волнующим событием в его жизни.
— Нет слов, — заявил Рыбкин, — передать огромное чувство радости и глубокой благодарности за эту заботу. Думал ли я, что мне суждено будет ещё дожить до этих счастливых дней. Великая Отечественная война открыла новые области практического использования радио, поставила на разрешение интереснейшие проблемы. Растут и новые кадры прекрасных советских радистов. Надо воспитывать эти кадры на славных традициях прошлого и опыте настоящего. Это ответственный и большой труд. Мы, пионеры радио, отдали этому лучшие годы своей молодости. Этому делу посвящаю я остаток своей жизни.
Будем надеяться, что ещё на многие годы хватит Петру Николаевичу, той бодрости и неиссякаемой энергии, какой отмечена вся его плодотворная деятельность на протяжении многих лет жизни.
Член-корреспондент Академии наук А. Берг
ОТ АВТОРА
Когда человек проходит большой жизненный путь, у него возникает обычно желание и потребность поделиться о прожитом с другими. Мне думается, что это не только потребность. Рассказать о тех значительных и волнующих событиях, непосредственным участником которых кому-либо из нас довелось быть, обязанность перед соотечественниками.
На мою долю выпало счастье в течение многих лет жить и работать с Александром Степановичем Поповым — замечательным русским физиком, крупнейшим электротехником своего времени, изобретателем радио. Попов, кроме того, был и страстным патриотом своей родины.
— Я — русский человек, — заявлял он, — и все свои знания, весь свой труд, все свои достижения имею право отдавать только моей родине. Пусть меня не понимают, всё же я горд тем, что родился русским. И если не современники, то, может быть, потомки наши поймут, как счастлив я, что не за рубежом, а в России открыто новое средство связи.
Надежды Александра Степановича оправдались. Потомки навсегда сохранили его имя в сокровищнице русской науки. И теперь, когда в суровые дни Великой Отечественной войны советский народ отмечает знаменательную дату, 50-летие изобретения радио, мне, как ближайшему другу и помощнику А. С. Попова, хочется поделиться своими воспоминаниями о первых днях рождения радио.
Настоящая книжка — только часть задуманной мной работы. Это всего лишь отдельные страницы воспоминаний. Выход её обязан тому вниманию, с которым отнёсся к моей скромной работе Заместитель Народного комиссара связи Союза ССР А. Д. Фортушенко. Считаю приятным долгом выразить ему свою глубокую благодарность.
С признательностью отмечаю также, что в работе над рукописью большую помощь оказал мне Г. И. Головин, директор Центрального музея связи.
П. Рыбкин.
г. Кронштадт. Март 1944 год.
ПАМЯТНАЯ ВСТРЕЧА
г. Кронштадт. 12.05.1945 г.
Это окно и этот сад знамениты. Перед окном, за небольшим письменным столом сидел изобретатель беспроволочного телеграфа А. С. Попов и думал о том, как усовершенствовать свои приборы. В окне перед изобретателем виднелась беседка, с которой несколько дней назад он впервые поднял при помощи детских воздушных шаров длинную тонкую проволоку и записал на своём приборе далёкую грозу. Тогда на всем земном шаре ещё не было радиопередатчика, поэтому Попову пришлось принимать те естественные сигналы, которые посылаются в атмосфере грозами. Свой прибор изобретатель назвал грозоотметчиком.
Прошло полвека с того дня, как был открыт способ связи без проводов, названный впоследствии словом радио. Знаменательную дату рождения радио мы можем назвать с большой точностью — 7 мая 1895 года. В этот день, приехавший из Кронштадта молодой физик А. С. Попов сделал в Петербурге на заседании Русского физико-химического общества доклад на тему «Об отношении металлических порошков к электрическим колебаниям», в котором изложил основы телеграфии без проводов. Во время доклада он демонстрировал и сконструированный им прибор для регистрации этих колебаний.
Изобретение А. С. Попова было логическим продолжением и развитием работ целой плеяды учёных: Фарадея, Максвелла, Герца, Бранли, Лоджа, Томсона. Работы этих учёных подготовили почву для дальнейшего развития физических наук и, в частности, учения об электричестве. Но честь изобретения радио целиком принадлежит русскому учёному Александру Степановичу Попову. Он был патриотом своей родины, замечательным физиком, выдающимся изобретателем и крупнейшим электротехником.
Впервые с Поповым я встретился весной 1894 года. После окончания университета я был командирован профессором Ф. Ф. Петрушевским к директору Главной физической обсерватории академику Вильду, под руководством которого и работал довольно продолжительное время. Иногда мне приходилось бывать на заседаниях Русского физико-химического общества. Однажды, после одного из таких заседаний Общества, ко мне подошёл человек небольшого роста, с одутловатым лицом и редкой бородкой. Одет он был в сюртук, который носил расстегнутым. Это был Александр Степанович Попов.
— Начальство, — заявил он, — поручило мне с вами договориться об одной вещи. Давайте потолкуем.
И, сев рядом со мной, Александр Степанович продолжал:
— У нас в школе, имеется вакантное место лаборанта. Жалованье, правда, небольшое, всего 75 рублей, зато и занимаемся мы только три месяца в году. С октября по декабрь офицеры проходят общеобразовательные предметы. А потом мы почти весь год свободны. Конечно, жить в Кронштадте скучновато, но что же поделаешь? Со временем привыкните. Зато, если научной работой захотите заняться, то лучших условий вам нигде не сыскать. Наши кабинеты всем известны.
Попов не был дипломатом. Он рассказывал, сопоставляя все положительные и отрицательные стороны работы в Кронштадте. И эта его объективность в его суждениях прямо очаровала меня. К тому же о замечательном оборудовании физического кабинета Минного класса я и до этого уже слышал не раз. Поэтому я не стал долго раздумывать и дал принципиальное согласие на предложение Александра Степановича. Мы договорились в следующий раз встретиться уже в Кронштадте. А вскоре Попов прислал официальное приглашение: «Заведующий классами просит Вас приехать завтра первым пароходом для окончательных переговоров».
В Кронштадте Александр Степанович встретил меня очень радушно.
Физический кабинет Минных классов располагал действительно богатым оборудованием. В тридцати шести шкафах стояли многочисленные приборы, которые на протяжении многих лет собирали за границей русские военно-морские атташе. Кабинет размещался в трёх огромных комнатах с шестью окнами каждая. Дальняя угловая комната служила кабинетом лично Александру Степановичу. Здесь он готовился к лекциям, читал литературу, ставил свои опыты, Попов не только показал физический кабинет, но и подробно ознакомил меня с будущей работой и представил заведующему Минным классом капитану 2-го ранга Вирениусу.
1 мая 1894 года я был зачислен на службу в Минный офицерский класс в качестве ассистента преподавателей гальванизма и практической физики. Кроме того, на меня возлагалось заведование физическим кабинетом, составление каталогов приборов и материалов, а также исполнение и различных других научных поручений.
Так началась моя, вот уже 50-летняя, работа в одном из старейших учебных заведений русского флота. Лучшие годы этой работы связаны с творческой деятельностью незабвенного Александра Степановича Попова. Мне выпало счастье стать другом творца радио и непосредственным участником всех его смелых практических начинаний.
В СТЕНАХ МИННОГО КЛАССА
История Минного офицерского класса, в стенах которого я работал вместе с А. С. Поповым и где изобретатель пережил самые лучшие и самые тяжёлые дни своей кратковременной жизни, крайне интересна и поучительна. Она неразрывно связана с развитием минного дела в русском флоте. Вместе с тем Минный класс известен не только подготовкой кадров квалифицированных специалистов, но и теми научными работами, которые проводились в нём на заре электротехники.
Как известно, достижения электротехники уже тогда начинали применяться в военном деле. Так, электрическим током, получаемым от гальванических элементов, пользовались для взрыва мин. Этими работами ведало артиллерийское отделение Морского технического комитета.
21 января 1874 года приказом по Морскому ведомству от артиллерийского отделения была выделена особая минная комиссия, которой поручалось заведование во флоте минной частью. Для подготовки же личного состава минной специальности были учреждены в г. Кронштадте Минный офицерский класс и Минная школа. В июле 1874 года из четырёх военных судов флота, на которых предварительно были собраны все существовавшие в то время минные приспособления, был составлен специальный учебно-минный отряд. К отряду прикомандировали 30 офицеров, назначенных для обучения минной специальности.
День первого выпуска слушателей — 1 октября 1874 году — официально и признан днём основания Минного офицерского класса и школы.
В 1877 году, через три года после основания Минного класса, разразилась русско-турецкая война. Она явилась первым боевым испытанием для молодой минной части флота, и минные офицеры показали себя достойными воспитанниками Минного класса.
Однако, в истории русского флота 1877 год должен быть отмечен ещё как год, когда впервые на корабле появляется электрический свет. Согласно приказу по Морскому ведомству от 27 июля 1877 года заведование этим новым боевым средством и всеми приборами, к нему относящимися, возлагается на судовых МИННЫХ специалистов.
Таким образом, с 1877 года в программе минного дела появляется специальный предмет под названием — электрического освещения», и Минный класс становится первым и единственным в то время у нас специальным электротехническим учебным заведением.
В прекрасно оборудованных лабораториях Минного класса кипела исследовательская и изобретательская работа. Здесь впервые было испытано электрическое освещение лампочками Ладыгина и «свечами» Яблочкова. Здесь был изобретён особый морской тип аккумуляторов и разработано остроумное приспособление для сигнализации судовыми прожекторами. Ещё в 1881 году Минный класс принял участие в Парижской электротехнической выставке. Он представил на неё морской сигнальный фонарь со «свечой» Яблочкова, оригинальные дуговые лампы с двумя парами углей и сконструированные его сотрудниками динамо-машины. За все эти работы класс получил на выставке почётный диплом.
А. С. Попов поступил в Минный офицерский класс почти сразу после окончания Петербургского университета, в 1883 году. Первое время он являлся ассистентом у штатного преподавателя электротехники А. С. Степанова, а в 1888 году самостоятельно стал читать курс практической физики. Работы у Попова оказалось настолько много, что свободного времени для себя почти не оставалось. Его трудовой день начинался в 8 часов утра. Лекции продолжались до 12 часов, затем после получасового перерыва начинались практические занятия со слушателями до 3 часов. Вторые занятия проходили 5 до 8 часов вечера. После вечерних часов некоторое время приходилось ещё затрачивать на подготовление опытов к лекциям и практическим занятиям следующего дня. Во всех этих работах Александр Степанович принимал самое активное участие. Он считал, что удачно поставленный опыт лучше всего способствует усвоению высказанной мысли. Поэтому на организацию и подготовку опытной части Попов всегда обращал очень серьёзное внимание.
Во флоте Александр Степанович быстро завоевал большой авторитет среди моряков-специалистов: ни один серьёзный электротехнический или физический вопрос, как правило, не решался без предварительной консультации с ним.
Однажды было обнаружено, что проводка вдоль сплошного металлического борта корабля очень ненадёжна. Морские электрики стали отмечать появление искр в тех местах, где их меньше всего ожидали. Эти искры часто портили изоляцию и вызывали на корабле так называемое «боковое сообщение». Изучением столь интересного и актуального для флота вопроса занялся Попов. Работая над исследованием причин, вызывающих появление электрических искр, Александру Степановичу пришлось столкнуться с мало тогда изученными явлениями колебаний токов высокой частоты. Он выяснил, что причиной нарушения изоляции было перенапряжение, происходившее, по-видимому, вследствие наступления в том или ином участке цепи явлений резонанса. Александр Степанович настолько увлёкся изучением колебаний высокой частоты, что случай с «боковым сообщением» вскоре стал лишь началом той замечательной серии работ, которые впоследствии и привели его к изобретению беспроволочного телеграфа.
В 1888 году весь научный мир заинтересовался замечательными работами Герца и его приборами. За воспроизведение опытов великого физика взялся и Попов. Для этого Александр Степанович решил построить собственные приборы. Вибратор и резонатор Герца помещались в фокусах больших рефлекторов, сделанных из цинковых листов размером 2X2 м каждый. А.С. Попов уменьшил величину рефлекторов до 44 см. В своём передатчике Александр Степанович получал подобно Риги три искры. Искра между шариками приемника-резонатора была яркой и хорошо видна при демонстрации на лекциях.
Весной 1889 года Попов прочёл в Кронштадте на собрании минных офицеров первую публичную лекцию о лучах Герца. Называлась она «Новейшие исследования о соотношении между световыми и электрическими явлениями». Успех лекции Попова был настолько велик, что по ходатайству Морского технического комитета Александр Степанович впоследствии неоднократно выступал с ними не только в Кронштадте, но и в Петербурге. Одну из таких лекций «Об электрических колебаниях» с демонстрацией опытов Герца Попов прочитал в Адмиралтействе, например, 20 марта 1890 года. Программа лекции была следующей:
1. Условия происхождения колебательного разряда.
2. Индукция при колебательном разряде — явление электрического резонанса.
3. Передача электрических колебаний по проводнику.
4. Распространение электрических колебаний в однородной непроводящей среде. Электрические лучи.
5. Поляризация, отражение и преломление электрических лучей.
На своих лекциях Александр Степанович Попов уже в то время неоднократно высказывал мысль о возможности использовать лучи Герца для передачи сигналов на расстояние. Поэтому, когда в руки Александра Степановича летом 1894 года попала работа профессора Лоджа, в которой английский физик трактовал о новом способе обнаружения электрических колебаний, Попов окончательно убедился в необходимости использовать трубку с металлическими опилками — когерер Бранли — для беспроволочного телеграфирования и со всей своей энергией принялся воспроизводить опыты Оливера Лоджа. В процессе этой работы Александр Степанович и создаёт свою знаменитую схему приёмной радиостанции.
Статью Лоджа читали многие специалисты и многие пытались воспроизвести его опыты, но только такой знаток электрических колебаний, каким был А. С. Попов, мог дать учёному миру новое открытие.
ТАЛАНТЛИВЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТАТОР
Первые опыты Александра Степановича по своей постановке были очень скромны. Для производства их была необходима небольшая щепотка железных опилок и средней величины спираль Румкорфа.
С этими примитивными средствами Александр Степанович сумел открыть перед нами новый мир явлений, который и до сих пор, как яркий свет, привлекает к себе всё новые и новые молодые учёные силы. Свои опыты Александр Степанович начал с усовершенствования когерера Бранли и с испытания различных способов автоматического встряхивания его.
Дело в том, что явление, открытое Бранли и составляющее сущность действия когерера, заключается в следующем: металлический порошок, обладающий при обыкновенных условиях громадным сопротивлением, под влиянием далёкого электрического разряда как бы сваривается в одну сплошную металлическую массу и внезапно становится очень хорошим проводником. Благодаря этому по электрической цепи, где введён когерер, внезапно появляется сильный ток, и это появление тока служит признаком того, что где-то вдали произошёл электрический разряд.
После действия первой искры когерер теряет способность принимать следующий импульс. Чтобы восстановить это ценное его свойство приходилось, как это делал профессор Лодж, каждый раз встряхивать металлический порошок при помощи коротких ударов по когереру. На этот недочёт опытов Александр Степанович первый обратил внимание и старался встряхивание сделать автоматическим.
Сначала Александр Степанович для встряхивания металлических опилок воспользовался движением стрелки гальванометра, но такое встряхивание действовало неотчётливо.
В разгаре этих испытаний изобретателю приходит мысль осложнить схему приёма, ввести в неё особую цепь автоматического встряхивания посредством реле. Эта мысль сейчас же приводится в исполнение, и прибор в новой конструкции при испытании даёт блестящие результаты. Так разработал Александр Степанович схему своей знаменитой приёмной радиостанции. Чувствительность приёма теперь зависела от чувствительности реле и могла быть значительно повышена. Главным достоинством новой схемы было отчётливое действие. На каждую небольшую искру приёмная станция отвечала на далёком расстоянии коротким звонком. Молоточек электрического звонка в приборе Александра Степановича одновременно встряхивал когерер и ударял по чашке звонка и тем самым давал знать, что электрические колебания произвели своё действие на приёмную радиостанцию.
Приёмная станция была готова. Встала новая задача — испытать дальность её действия.
Свои опыты Александр Степанович производил в двух комнатах физического кабинета, помещавшихся тогда в нижнем этаже Минной школы в Кронштадте. В одной из комнат была установлена маленькая отправительная станция, состоявшая только из спирали Румкорфа. Между электродами этой спирали проскакивала искра не длиннее 3 миллиметров.
Приёмная станция помещалась в соседней большой комнате. На каждый искровой разряд станция отвечала звонком. Первые опыты, произведённые с грубым реле и с грубым когерером, дали небольшую дальность передачи. В конце большой комнаты приёмная станция уже не отзывалась на искру. При этих опытах Александр Степанович отчётливо отметил, что те электрические провода, которые были проложены вдоль одной стены физического кабинета, очень облегчали передачу. Приёмная станция, поставленная вблизи них, давала звонки на большем расстоянии, чем вдали от них. Как ни малы были результаты первых испытаний, они всё же выяснили, что нужно было делать дальше. Надо было увеличить чувствительность когерера подбором соответствующего порошка и поднять чувствительность реле, меняя обмотку его электромагнитов. После этих усовершенствований приёмная станция Александра Степановича приняла свой окончательный вид. Теперь она отзывалась на каждую искру не только в первых двух комнатах, но и во всех соседних помещениях. Было обнаружено, что стены здания не мешали приёму. После этих опытов Александр Степанович решил вынести свой прибор в сад Минной школы, где после различных экспериментов добился того, что звонок его приёмной станции был отчётливо слышен во всех уголках сада.
Но учебный год заканчивался. Александр Степанович должен был уезжать в Нижний Новгород заведовать электрической станцией. Надо было подводить итоги опытов.
В последние дни перед отъездом А. С. Попов успевает произвести ещё один замечательный опыт. У него была мысль определить, до какого потенциала надо зарядить когерер для того, чтобы станция отозвалась коротким звонком. Для этой цели Александр Степанович на игрушечном воздушном шаре поднимает тонкую медную проволоку и один конец её присоединяет к электроскопу. Листочек электроскопа, получив заряд от верхних слоев атмосферы, начинает отклоняться, и, наконец, касается контакта, соединённого с приёмной радиостанцией. В этот момент станция даёт короткий звонок.
Отодвигая или приближая к листочку этот контакт, Александр Степанович очень легко мог бы определить то, чего он желал. Но на деле получилось совершенно другое. Воздушный шар под влиянием ветра всё время менял свою высоту, и каждое изменение высоты вызывало в приёмной станции отдельный звонок. Случайно во время опытов в окрестностях Петербурга происходили грозовые разряды. Эти разряды были отмечены на приёмной станции непрерывными звонками. Когда Александр Степанович заменил звонок регистрирующим барабаном, то на бумаге барабана он получил отчётливые записи приближающейся грозы с расстояния около 30 вёрст.
Так была изобретена знаменитая приёмная радиостанция Александра Степановича, применённая сначала к регистрированию грозовых разрядов, а опыты с воздушным шаром обнаружили огромное значение приёмного провода.
ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ РАДИО
7 мая (25 апреля) 1895 года на 151-м заседании физического отделения Русского физико-химического общества Александр Степанович Попов сделал сообщение «Об отношении металлических порошков к электрическим колебаниям». На заседании изобретатель демонстрировал и новый, сделанный им, оригинальный прибор, который он назвал грозоотметчиком.
Устройство грозоотметчика было крайне просто. Представьте себе простую деревянную дощечку размером 27х22 см, укреплённую вертикально. Наверху этой дощечки между двумя зажимами на вытянутой часовой пружинке помещена стеклянная трубочка с металлическими опилками. Она прикреплена к пружинке двумя резиновыми колечками, так что её можно легко передвигать взад и вперёд. Под трубочкой к той же доске привинчен электрический звонок, но так, что его шарик попеременно ударяет то по чашечке звонка, то по стеклянной трубочке. Такое удачное расположение стеклянной трубочки и электрического звонка и создало успех прибора. Металлические опилки, помещённые в стеклянной трубочке (или, как её называют, когерер), выполняют ответственную роль — они обнаруживают даже слабый электрический импульс. Александр Степанович знал, что металлические опилки под влиянием электрического разряда резко меняют своё сопротивление.
Так, например, сопротивление железных опилок в когерере Александра Степановича было приблизительно 30 000 Ом. Под влиянием электрического разряда это сопротивление резко падало до нескольких сот Ом.
Вместе с потерей сопротивления железные опилки теряют способность отзываться на повторный электрический сигнал. Чтобы восстановить в железных опилках это свойство, требовалось, прежде всего, восстановить их первоначальное большое сопротивление, а для этого достаточно было слегка встряхнуть стеклянную трубочку.
От этого встряхивания металлические опилки, как бы спаянные под влиянием далёкого электрического разряда в одну сплошную массу, опять распадаются на отдельные самостоятельные зёрна и тем самым восстанавливают своё большое сопротивление. Очевидно, чтобы принимать все посылаемые один за другим сигналы, нужно было заставить самый прибор автоматически встряхивать стеклянную трубочку. Эта мысль впервые и пришла Александру Степановичу Попову. Он заставил электрический звонок не только предупреждать, что через металлические опилки прошли электрические колебания, но и встряхивать опилки, приготовляя их тем самым для приёма следующего сигнала.
Однако, выполнить эту задачу оказалось нелегко. Дело в том, что в цепи элемента когерера под влиянием электрического разряда появлялся ток не больше 15 мА. Этим током непосредственно нельзя было произвести в действие электрический звонок. Поэтому Александр Степанович, чтобы выполнить эту задачу, вынужден был несколько усложнить свою схему и ввести в неё особый прибор, который при помощи слабого тока, проходящего через когерер, замыкал бы сильный ток электрического звонка. Такой прибор — реле — хорошо известен в практике проволочного телеграфа. В физическом кабинете Минного класса было много так называемых телеграфных столов Сименса с полным набором приборов для проволочного телеграфа. Реле с одного из этих столов Александр Степанович и взял для своего приёмника.
Применение автоматического встряхивания произвело изумительный эффект. На каждую электрическую искру грозоотметчик отзывался звонком. На короткую электрическую искру звонок отвечал коротким звонком, а на длинную — более продолжительным.
Объяснив в своём докладе на заседании Русского физико-химического общества устройство прибора, Александр Степанович подошёл к грозоотметчику.
— А теперь, — сказал он — приступим к демонстрации самого прибора.
После опытов, которые вызвали особенный интерес у слушателей, Александр Степанович сказал несколько слов об истинном назначении своего изобретения:
— В заключение могу выразить надежду, что мой прибор, при дальнейшем усовершенствовании его, может быть применён к передаче сигналов на расстоянии при помощи быстрых электрических колебаний, как только будет найден источник таких колебаний, обладающий достаточной энергией.
Только благодаря своей скромности Александр Степанович так кратко и скупо выразил то, в чём, несомненно, был твёрдо убеждён. Мне же, как одному из самых близких друзей, он радостно сказал:
— Пётр Николаевич, мы сделали открытие, всё значение которого сейчас едва ли кто сразу поймёт. Эти несколько недель, которые мы провозились с грозоотметчиком, верьте мне, являются самым знаменательным временем во всей нашей жизни…
И Попов был прав. Именно с грозоотметчиком родилось новое, совершеннейшее средство связи — радио. Собравшиеся учёные поняли, сколь велико сделанное Поповым открытие и с радостью приветствовали новый прибор. И хотя изобретатель открыто не высказал того назначения, которое он хотел в действительности дать грозоотметчику, никто из присутствующих на заседании учёных не сомневался уже, что заманчивая мечта о телеграфировании без проводов будет скоро широко осуществлена на практике.
День же 7 мая 1895 года, когда впервые научный мир познакомился с замечательным открытием А. С. Попова, с тех пор считается днём изобретения радиотелеграфа.
ПЕРВАЯ В МИРЕ РАДИОГРАММА
Каждое лето, когда в Минном офицерском классе заканчивался учебный год, Александр Степанович уезжал в Нижний Новгород. Здесь в течение почти девяти лет (с 1889 по 1898) он заведовал электрической станцией на Всероссийской ярмарке. Поэтому летом 1895 года, уезжая после исторического доклада в Русском физико-химическом обществе в Нижний Новгород, Попов передал свой прибор для дальнейших испытаний в Метеорологический кабинет Лесного института.
— На здании института, — рассказывает об этой установке А. С. Попов, — среди других приспособлений, назначенных для наблюдений над направлением и силой ветра, была установлена небольшая деревянная мачта, превышающая сажени на четыре стержни анемометров и флюгеров и снабжённая на вершине обыкновенным наконечником громоотвода. Этот наконечник с помощью проволоки, проведённой сначала по дереву мачты, а далее протянутой через двор на изоляторах в метеорологический кабинет, был соединён с прибором. Регистрирующая часть состояла из электромагнита, к якорю которого было присоединено перо братьев Ришар, и из цилиндра той же фирмы с недельным оборотом.
Всё лето продолжались испытания грозоотметчика в Лесном институте. И грозоотметчик блестяще сдал этот первый практический экзамен. Он точно отмечал все атмосферные разряды.
Однако, только этими опытами Попов не удовлетворился. Едва приехав в Нижний Новгород, он изготовил ещё один экземпляр грозоотметчика и установил его на своей электростанции. И здесь грозоотметчик славно выдержал практическое испытание. Он своевременно предупреждал о предстоящей грозе. Это имело очень большое значение, так как тогда знали только один способ защиты электросети от грозовых разрядов — выключение тока.
Первая практическая проверка грозоотметчика вполне удовлетворила чрезвычайно требовательного изобретателя. Приёмник работал безукоризненно. Можно было переходить к новому этапу — к окончательному превращению грозоотметчика в прибор для беспроволочной связи.
Вернувшись в Кронштадт, Попов в конце сентября того же 1895 года метеорологический регистрирующий прибор заменил телеграфным аппаратом Морзе. Грозоотметчик окончательно стал радиоприёмником.
Таким образом, первые достижения А. С. Попова за 1895 год можно резюмировать так: была создана схема радиоприёмника с антенной, которая вначале была применена для обнаружения и записи слабых электрических разрядов, происходящих в атмосфере; чувствительная трубка, входящая в эту схему, заключала в себе железные опилки, насыпанные на платиновые электроды.
Следующий, 1896 год памятен каждому. Открытие рентгеновских лучей заставило физиков усиленно изучать это удивительное явление и на время чуть ли не забыть всё остальное. Оно отвлекло и Александра Степановича от только что начатых им исследований. Однако, среди усиленной работы Попов находил время и для работы по беспроволочному телеграфированию. 24 (12) марта 1896 года: он выступил снова с докладом в Русском физико-химическом обществе.
В физическом кабинете Петербургского университета на небольшом столе стоял первый в мире радиоприёмник. От него к окну, где была установлена вертикальная антенна, тянулся тонкий проводник.
Я находился у передатчика, который был установлен на расстоянии около 250 м от приёмника у здания Химического института, что за университетским ботаническим садом.
Демонстрации опытов предшествовало небольшое вступительное слово изобретателя, в котором Александр Степанович объяснил устройство нового приёмника. Затем начались опыты.
У доски, в физической аудитории стоял наш общий учитель, всеми любимый профессор Фёдор Фомич Петрушевский. Он держал в руках листок бумаги с ключом азбуки Морзе и кусок мела. После каждого передаваемого знака Фёдор Фомич смотрел в бумагу и затем записывал на доске соответствующую букву. Вскоре собравшиеся могли прочитать на доске слова:
«Генрихъ Герцъ»
Это был текст первой в мире радиограммы.
Во время лекции Александр Степанович, рассказывая об устройстве приёмника, подчеркнул, что он предназначается исключительно для лекционного демонстрирования опытов Герца. О возможности применения его для радиосвязи изобретатель умолчал. Для этого у Попова была особая причина.
Накануне предстоящего доклада в физический кабинет зашёл к нам заведующий Минным классом капитан 2-го ранга В. Ф. Васильев. Правда, в физический кабинет заходил он неоднократно и до этого. Но в этот раз Васильев был особенно любезен и тщательно расспрашивал Попова и меня об опытах по беспроволочному телеграфированию. В заключение капитан 2-го ранга предупредил Александра Степановича, что к своей работе ему следует относиться очень осторожно, так как она имеет военное значение.
Поэтому в протокол заседания и была внесена по личному настоянию изобретателя такая короткая запись — «12 марта 1896 года… пункт 8. А. С. Попов показывает приборы для лекционного демонстрирования опытов Герца».
И больше ни слова. Ни описания самих приборов, ни упоминаний о передаче первой в мире радиограммы.
Летом этого же года на страницах газет впервые появилось имя Маркони. «В 1896 году, — пишет Александр Степанович в одной из брошюр, — появилось первое известие об опытах Маркони в Англии. Сущность опытов держалась в строжайшей тайне, и все сведения, которые могли получить в течение всей зимы и весны 1896 года специальные журналы об этих опытах, ограничивались тем, что открыт новый способ для обнаружения и для возбуждения электромагнитных волн, и что можно послать с помощью их длинные и короткие сигналы на значительное расстояние».
По поводу газетных заметок об этом А. С. Попов напечатал статью в газете «Котлин», где указал на свой прибор, как решающий эту задачу и отмечающий приближение грозы за 20-30 вёрст.
Кроме того, им было послано письмо в редакцию английского журнала «The Electrician» (напечатано в 40-м томе журнала за 1897 г., стр. 235) под заголовком: «AD Application of the Coherer».
Чтобы познакомить со своим изобретением моряков, Попов в марте 1897 года прочёл лекцию в Кронштадтском морском собрании «О возможности телеграфирования без проводов», где демонстрировал передачу сигналов. Эта лекция и в особенности появившееся известие о новом успехе Маркони, установившем сообщение на расстоянии 12 км, толкнули Морское ведомство на продолжение опытов в более широких размерах. Было решено в летнюю кампанию 1897 года вести опыты на судах Минного отряда Балтфлота.
Подготовительные работы начались с разработки новой конструкции вибратора Герца. Опыты, произведённые в Кронштадтской гавани, дали для такого вибратора дальность 300 сажен, при искре около 1 см. В этих опытах чувствительная трубка заключала в себе железный порошок.
Дальнейший успех дала несколько изменённая конструкция трубки. Мелкий стальной бисер, насыпанный вместо железного порошка, значительно поднял чувствительность приёмной системы, и то же расстояние в 300 сажен было легко получено при искре в 4 — 5 мм.
Теперь для увеличения дальности осталось еще одно средство — увеличить мощность вибратора. Вибратор большой мощности, сделанный А. С. Поповым, имел вместо шаров диски особой формы, диаметром немного меньше одного метра. Искровой промежуток в новом вибраторе был устроен между двумя шляпками диаметром 10 см, причём искра, как и в первом вибраторе, происходила в масле. На этом подготовительные работы были, к сожалению, закончены, и Александр Степанович уехал в Нижний Новгород. Поэтому сами опыты в летнюю компанию 1897 года мне пришлось проводить уже одному, в его отсутствии.
ОПЫТЫ РАДИОСВЯЗИ НА МОРЕ
Первые опыты по беспроволочному телеграфированию проводились в Выборгском заливе на Транзундском рейде. Вибратор большой мощности конструкции А. С. Попова был установлен в особой будке около, так называемой, Лазаретной пристани на острове Тейкар-Сари. Приёмная станция помещалась на специально назначенном для опытов паровом катере. Эта станция состояла из приёмного провода длиною около 9 м, чувствительной трубки, введённой в цепь двух элементов, и вольтметра Карпантье. По отклонению вольтметра и обнаруживались сигналы, посылаемые отправительной станцией. Многочисленные испытания при этих условиях установили наибольшую дальность — около 3 км. При дальнейших опытах приёмная станция была перенесена на крейсер «Африка». Сторож физического кабинета, минёр Устинов, помогавший мне в организации опытов, доставил на крейсер следующие приборы:
1) приёмную радиостанцию А. С. Попова со звонком образца 1895 г.;
2) большую спираль Румкорфа в деревянном ящике;
3) вибратор Герца с шарами;
4) вибратор Герца с большими дисками;
5) два вращающихся ртутных прерывателя;
6) два телеграфных аппарата Сименса;
7) 10 аккумуляторов образца Минного офицерского класса;
8) 5 элементов Лекланше;
9) бухта голой медной проволоки;
10) два искромера;
11) запас телеграфной ленты.
Кроме того, на крейсере «Африка» была установлена антенна с приёмным проводом в 20 м. Благодаря такой антенне дальность действия станции поднялась до 5 км.
О ходе всех опытов я регулярно информировал Александра Степановича и получал от него в каждом случае исчерпывающие указания и советы о том, как провести те или иные практические испытания. Так, например, в письме от 21 июня 1897 года он писал мне из Нижнего Новгорода:
» … При употреблении нашего прерывателя я боюсь немного за спираль, чтобы не остался как-нибудь замкнутым ток надолго, хорошо бы ввести предохранитель, который нагреванием известил бы об оплошности… Шары в вибраторе должны быть сплошные из латуни…».
» Что касается самого когерера, то уже пока не знаю, что сказать. Попробовать никелевые опилки не мешает, что же касается пустоты, то вряд ли нужно с ней спешить…».
А почти через месяц, в другом письме от 11 июля 1897 года Александр Степанович дал мне вполне конкретные указания:
» … Интересует меня также результат опытов с нашим вибратором, но со шляпками большого диаметра. Чтобы из них извлечь полезное заключение, необходимо сравнить действие вибратора при одинаковой с малыми шляпками длине искры. Если обстановка ваших опытов позволяет пустить в дело самую большую спираль, например, для опыта между «Африкой» и «Европой», то это было бы желательно…».
Опыты были закончены установкой телеграфного сообщения между учебным судном «Европа» и крейсером «Африка».
» …Очень обрадован я был вашим последним письмом, — писал мне Александр Степанович 24 июня 1897 г. — Если бы ничего больше не было получено в нынешнем году, то для интереса зимних опытов достаточно… В дальнейшем важны только сравнительные результаты разных форм вибраторов и влияния резонатора…».
Летние опыты, проведённые мною под непосредственным, хотя и заочным руководством А. С. Попова, дали изобретателю богатейший материал для дальнейших экспериментов. Они обнаружили и ряд недостатков при использовании приборов беспроволочного телеграфирования в судовой обстановке. Оказалось, что металлические снасти поглощают значительную часть энергии, излучаемой отправительной станцией и, таким образом, как бы закрывают приёмный провод от электромагнитных волн. Кроме того, опыты 1897 года выдвинули на первый план вопрос о наивыгоднейшей форме вибратора для судовой отправительной станции.
Все эти вопросы были успешно разрешены в следующем, 1898 году. На береговой станции была поднята на двух мачтах сеть в виде большого четырёхугольника, которая во время передачи присоединялась к вибратору А. С. Попова. Приёмные сети учебного судна «Европа» и крейсера 2-го ранга «Африка» представляли большие петли, идущие через ноки рей и соединённые вместе проволокой.
Такая форма сети считалась необходимой, чтобы избежать загораживающего действия металлических частей судна.
Что касается приёмной станции, то она тоже приняла в 1898 году несколько иной вид. Существенным отличием новой схемы являлось введение в цепь сильной батареи, и, кроме ударника, ещё обмотки аппарата Морзе для приёма на ленту. Кроме того, эта батарея уже не давала тока через когерер, для действия которого в схему был введён отдельный элемент. Реле и телеграфный аппарат были взяты системы Сименса, а чувствительная трубка по-прежнему заключала в себе мелкий стальной бисер.
Во время опытов был случайно разбит стакан с маслом у вибратора, что нисколько не отразилось на действии вибратора. Это доказывало малую пользу масла, вследствие чего все дальнейшие опыты производились с искрой в воздухе; длина этой искры доходила до 10 — 13 мм и давала дальность в 3 мили (5,5 км). Для испытания наилучшей формы вибратора было приготовлено несколько вариантов из сплошных шаров разного диаметра и из сплошных цилиндров разной длины. Опыты обнаружили, что все эти вибраторы, будучи присоединены к сети, давали одинаковые результаты. Отсюда естественно было заключить, что главное значение имеет сама сеть, а небольшие предметы, присоединённые к ней, не играют существенной роли. Это привело в дальнейшем к полному упразднению всех излишних проводников, т. е. к упрощению судовой радиосети.
Наибольшие расстояния, достигнутые за это плавание (1898 г.), были 5,5 км между судами и 11 км между береговой станцией и крейсером «Африка». Беспроволочный телеграф действовал безотказно во всякую погоду, и командование учебно-минного отряда охотно им стало пользоваться. Это являлось лучшей наградой за наши труды. Новое средство связи — радио — получало во флоте своё признание.
КАК ОТКРЫЛИ ПРИЁМ НА СЛУХ
1899 год должен быть особо отмечен в истории изобретения радио. 28 мая (9 июня) этого года была случайно обнаружена возможность приёма сигналов беспроволочного телеграфа на телефон. Открытие приёма на слух значительно упростило схему приёма и увеличило чувствительность, вследствие чего даже те, кто ещё сомневался в успехах нового средства связи, стали ревностными его поклонниками. Произошло это при таких обстоятельствах.
В 1899 году Главное инженерное управление разрешило вести опыты по радиотелеграфу между фортами крепости Кронштадта. Но так как Александр Степанович в это время должен был выехать в заграничную командировку, то проведение опытов он поручил мне и начальнику крепостного телеграфа капитану Д. С. Троицкому.
Последние дни перед отъездом Александра Степановича были посвящены разработке с ним программы наших летних опытов. Инструкция, которую оставил он мне, гласила:
А. Практика змеев и техника пускания.
Б. Испытания:
а) зависимость между расстоянием и высотой мачты;
б) испытание трубок с новыми опилками;
в) испытание нового реле;
г) подготовка сухопутных и морских команд;
д) влияние ёмкости наверху;
е) влияние самоиндукции в приёмной проволоке миноносца.
Первые подготовительные опыты было решено сосредоточить на форте «Константин», где была удобная мачта, и на ближайшем к нему форте «Милютин».
Однако, приёмный провод, какой позволяла поднять мачта высотой в 14 м, установленная на форте «Милютин», получал, по-видимому, слишком мало энергии для чувствительной трубки, так как реле совершенно не отзывалось на импульсы, посылаемые с форта «Константин». Для выяснения причины было решено проверить исправность приёмной цепи. И вот при этой попытке телефон, введённый мною вместо реле, вдруг отчётливо обнаружил все посылаемые сигналы.
Для повторения опыта 31 мая была приготовлена шлюпка с небольшой мачтой. Перед отходом шлюпка стояла перед самым фортом «Константин», т. е. вблизи отправительной станции, но телефон на этот раз не обнаруживал ни одного сигнала. Единственное с объяснение неудачи заключалось в том, что энергия, действовавшая на чувствительную трубку, была слишком велика.
Проверочный опыт, произведённый в физическом кабинете Минного класса, вполне подтвердил это предположение.
Две спирали по очереди посылали сигналы. Одна спираль работала на малую искру, другая на большую, и приёмник, поставленный в конце комнаты, обнаруживал только сигналы, посылаемые малой энергией. Таким образом, было установлено новое свойство чувствительной трубки, построенной А. С. Поповым, а именно, что эта трубка от слабых импульсов также изменяет сопротивление, но столь незначительно, что по прекращению воздействия снова приходит в первоначальное состояние и, следовательно, восстанавливает способность принимать следующий импульс. Последнее обстоятельство дало возможность обходиться без ударника, обнаруживая посылаемые сигналы на телефон, причём схема приёмной станции значительно упростилась.
Чувствительность нового способа приёма вскоре получила новое подтверждение. 11 июня были приняты сигналы на расстоянии 36 км между фортом «Константин» и селением «Лебяжье», причём приёмный провод был высоко поднят при помощи змея.
О всех этих непредвиденных результатах своих опытов я решил немедленно известить Александра Степановича и отправил ему за границу телеграмму:
«Открыто новое свойство когерера»
Несмотря на краткость сообщения, Попов догадался об исключительной важности сделанного мною открытия и, отменив предполагавшуюся поездку в Швейцарию, 14 июня возвратился в Кронштадт. Здесь он лично провёл все опыты и разработал схему телефонного приёмника. Впоследствии он получил на него патент не только в России, но и в Англии и Франции.
Во время своей командировки Александр Степанович старался как можно больше и подробнее узнать о всём том, что интересного делается за границей в области беспроволочного телеграфа. Например, в одном из своих писем ко мне он сообщает из Парижа: «Всё, что можно, увидел и узнал, говорил со Слаби и видел его приборы, был у Блонделя на станции в Булони. Одним словом, всё что можно, узнал и вижу, это мы не очень отстали от других…».
Однако, стоило только Попову возвратиться в Россию и познакомиться с результатами наших летних опытов, как он увидел, что мы не только не отстаём от заграницы, но после открытия приёма на слух имеем уже и гораздо большие достижения.
— Возможность приёма сигналов на слух, — заявил Александр Степанович, -даёт беспроволочному телеграфу колоссальные преимущества.
Открытие телефонного приёма далеко раздвинуло пределы радиосвязи, и после этого новые завоевания в области радио стали быстро следовать одно за другим.
ГОГЛАНДСКАЯ РАДИОУСТАНОВКА
Первое практическое применение радиотелеграфа имело место в январе 1900 года. Поздней осенью 1899 года броненосец береговой обороны «Генерал-Адмирал Апраксин» сел на камни у острова Гогланда. Для успешной работы по спасению корабля надо было связать остров Гогланд с материком, эта работа была поручена А. С. Попову и мне.
20 декабря 1899 года были высланы две партии. В одну входили капитан 2-го ранга И. И. Залевский, П. Н. Рыбкин, минный квартирмейстер Славков и телеграфисты С. Савик и Ф. Кулаков, которым поручалось оборудование радиостанции на Гогланде. Вторая партия отправлялась в г. Котку, на Финляндский берег. В неё входили А. С. Попов, лейтенант А. А. Реммерт, капитан Д. С. Троицкий и телеграфисты Кронштадского порта Безденежных, Кикит, Макаров, Петров, Соколов и Штафетов.
Ещё перед отъездом Александр Степанович разработал инструкцию для наших радиостанций, которая сохранилась у меня до сего времени. В инструкции говорилось:
Гогланд. Станция работает с 9 ч. утра до 12 ч, дня. С 12 ч. утра до 1 часа перерыв, С 1 часа до 5 работа возобновляется.
Гогланд Котка
От 9 ч. до 9 ч. 30 м. принимает посылает
От 9 ч. 30 м. до 10 ч посылает принимает
От 10ч. до 10 ч. 30 м. принимает посылает
От 10ч.30 м. до 11 ч. посылает принимает
Проба прожекторами от 6 до 7 ч. вечера по сигнальной судовой книге, по цифровой системе. Красный — тире, белый — точка.
Быстрота передачи между буквами — 12 секунд.
Продолжительность тире — 6 секунд, точки — 2 секунды, промежуток между точкой и тире — 6 секунд.
Если требовалось повторить сигнал, то давалось несколько точек подряд. Когда радиотелеграфист понял передачу, он посылал в ответ особый знак, состоящий из точки, тире и трёх точек (.-…). При начале работы давался вызов (дважды), состоящий из двух точек, двух тире и снова двух точек (..—..). В конце передачи один раз передавали знак вопроса.
На финском побережье станция беспроволочного телеграфа была устроена довольно быстро. Её оборудовали в домике службы связи Балтфлота, на острове Кутсало, вблизи г. Котка. Труднее пришлось нам на Гогланде. Здесь, вблизи «Апраксина», никакого жилья не было и радиостанцию пришлось устраивать на голом утёсе, в версте к северу от броненосца. Прежде чем приступить к строительству станции на Гогланде, надо было доставить на утёс массу строительного материала, привезённого на «Ермаке» из Ревеля.
Выбранный нами утёс, возвышаясь на 82 фута над уровнем моря, выступал значительно дальше других мысов, и вершина его представляла ровную площадку, как раз достаточную, чтобы установить на ней телеграфную мачту и домик.
Самое большое затруднение встретилось в доставке на утёс всего привезённого материала. В самом деле, протаскивать по узкой лесной тропинке длинные грузные брёвна, казалось, не было никакой возможности; доставлять же их непосредственно по льду было также «нелегко из-за того, что лёд у берегов острова нагромоздился торосами, достигавшими двухсаженной высоты, а обращенный к морю склон утёса оказался сильно обледеневшим. Тем не менее, пришлось избрать этот единственный путь.
Первой поволокли мачту — бревно в 60 футов длиной и весом больше 100 пудов. Тащили всеми наличными силами; тут были и матросы, и портовые мастеровые с «Апраксина», и островитяне. Волокли с большим трудом по глубокому снегу, расчищая дорогу через торосы ломами и лопатами, поминутно останавливаясь и затягивая «Дубинушку».
Стало уже темнеть, когда мы, наконец, подошли к утёсу. Казалось, что до нашей цели — рукой подать, но тут-то и было главное препятствие: огромный торос с одной стороны и обрывистый берег с другой образовали глубокую впадину, которую никак нельзя было обойти. Люди остановились в недоумении, — что делать? Но размышлять было нечего: всё равно ничего не придумаешь, а мачту втащить надо. Все отлично понимали это.
— Эй, Фунтиков, запевай! — вдруг раздался чей-то голос, и Фунтиков, отставной матрос-такелажник, вскочив козлом на льдину, преподнёс нам такой куплетец, что даже утёс дрогнул от взрыва общего хохота. Затем последовало дружное «сама пойдёт!», мачта, что называется с дымом перелетела через торос и, взметнув своим задним концом тучу снега, скрылась в пади. Люди, облепившие её со всех сторон, посыпались туда же, как горох, и потом буквально ходом взяли мачту на утёс. К счастью, отделались только синяками.
На следующий день по проторённой уже дороге доставка грузов пошла легче, и можно было приняться за подготовительные работы по установке мачты. Однако, поднялась метель, что чрезвычайно затруднило работу. На другой день ветер усилился до такой степени, что даже привычные ко всяким непогодам гогландцы были вынуждены покинуть утёс.
В следующие три дня погода стояла прекрасная, — при умеренном морозе было тихо, — и работа у нас кипела в полном смысле слова. Телеграфный утёс представлял собой настоящий муравейник. Там одновременно воздвигали домик для станции, составляли стрелы для подъёма мачты, рвали динамитом углубление в скале для установки мачты и сверлили в граните дыры для обухов. На утёс являлись с рассветом и кончали работу в лучах прожектора, направленного с «Ермака» на нашу горку, делая лишь один получасовой перерыв, чтобы закусить и обогреться у костра.
К полудню 5 февраля (23 января) на утёсе уже красовалась телеграфная мачта в 165 футов вышиной, совершенно вооружённая и укреплённая от любых бурь и непогод. Поспел и домик — настоящий жилой дом в две комнаты, с двойными оконными рамами, хорошей печью, проконопаченный и весь обшитый толем снаружи и папкой внутри. В тот же день на станцию доставили приборы и аккумуляторы и, разместив всё по местам, привели станцию в полную готовность.
Однако, начать работу на радиостанции удалось не сразу. Капитан 2-го ранга И. И. Залевский дал мне указание открыть радиосвязь только 6 февраля в день именин великой княжны Ксении Александровны, сестры царя, которая являлась «августейшим шефом» броненосца «Генерал Адмирал Апраксин».
Было составлено специальное поздравление великой княжне от офицеров броненосца, и это поздравление я должен был отправить, как первую радиограмму.
Но вот наступило и 6 февраля (24 января). Я уже собрался вызвать радиостанцию Котки, как в наушниках неожиданно услышал встречную телеграмму. Это передавал сам Попов. Тогда я сосредоточился и тщательно стал записывать.
«24 января 1900 г. 2 часа 15 мин. дня. Командиру «Ермака». Около Лавенсари оторвало льдину с рыбаками. Окажите помощь. Авелан».
Нет слов, передать моё изумление. Первая радиограмма — сигнал бедствия, призыв о помощи.
Забыв о стуже, я рванулся к двери и без пальто выбежал из домика. На дворе стояли рабочие и матросы. Растерявшись, я обратился прямо к ним:
— Друзья! Несчастье! Оторвало льдину с рыбаками. Они ждут помощи «Ермака». Я принял об этом депешу…
В этот момент подошёл Залевский. Я подал ему бумагу и сказал?
— Вот принята первая депеша! Залевский, внимательно прочитав депешу, передал её для исполнения командиру «Ермака», и корабль, раскалывая огромную толщу льда, вышел для спасения людей.
В этот же день А. С. Попов известил командира Главного Кронштадтского порта адмирала С. О. Макарова об успешной работе радиотелеграфа. В ответ Макаров прислал поздравительную телеграмму, в которой писал:
«От имени всех кронштадтских моряков сердечно приветствую вас с блестящим успехом вашего изобретения. Открытие беспроволочного телеграфного сообщения от Кутсало до Гогланда на расстоянии 43 вёрст есть крупнейшая научная победа».
Так начала свою работу первая в России линия практической радиосвязи.