skip to Main Content

Глава пятнадцатая
СТАРШИЕ МИННЫЕ СПЕЦИАЛИСТЫ

Чтобы показать, как была предана ответственным испытаниям нового средства связи буквально вся кают-компания крейсера «АФРИКА», как все, кто чем мог, помогали моим опытам, достаточно вспомнить про трех главных ее лиц, первых энтузиастов применения беспроволочного телеграфа на судах флота: про старшего офицера милейшего барона Владимира Федоровича фон ФEPЗEHA, про флагманского минного офицера Михаила Николаевича БЕКЛЕМИШЕВА и про судового минного офицера Федора Ивановича ПРЕСТИНА.

Старший офицер корабля не был удивлен моим появлением с большими полномочиями от Морского технического комитета. Оказывается он, как и все офицеры корабля на эскадре давно знали о предстоящих интересных опытах и были счастливы, что им первым предстоит быть свидетелями в том, как наконец-то будет осуществлена давнишняя мечта моряков, как впервые два корабля будут связаны между собой при помощи беспроволочного телеграфа. Он не огорчился той новой нагрузке, которая легла на его плечи в связи с предстоящими опытами. Его обычная работа с зари до зари с точным выполнением всех учебных занятий не только на корабле, но и на всей эскадре, уже вошедшая в свою обычную колею, ему казалась будничным делом, а вот помогать в интересных опытах, следить за их успехами и порой за их неудачами, ему казалось большим развлечением и отдыхом от монотонной жизни учебного дня. Так смотрела на мои опыты и вся кают-компания.

Я помню, как по вечерам, после шумного веселого и всегда обильного ужина, Владимир Федорович любил выпить вечерний стакан чая в своей каюте. Он почти каждый день приглашал меня к себе разделить вместе эти единственные минуты его отдыха. Я хорошо помню, как я, глубоко опустившись в его широкое спокойное кресло, с удовольствием слушал его милые сетования на то, что предстоящий завтрашний трудный учебный день, что он даже не знает, как завтра он сведет концы с концами. Сидя с расстегнутым белым кителем на своей койке, он мне жаловался, что буквально ему никогда не хватает паровых катеров, хотя он их вызывает к себе со всей эскадры, что мины при стрельбе часто тонут, что за ними очень часто приходится посылать то шлюпки, то катера, и что в полное мое распоряжение для опытов он может дать катер только с 11 до 2-х часов дня, в часы отдыха команды, а с 9 часов до 11 часов он может давать только условно дежурный катер. При первом вызове этот катер должен заканчивать опыты и итти по своему назначению.

Так как опыты велись очень близко от корабля, то это условие легко было выполнимо и мы всегда расставались довольные друг другом.
Барон фон ФЕРЗИН высокий, на первый взгляд апатичный блондин, был блестящим морским офицером, он был не только видным минным специалистом, но был и большим знатоком морского дела. Его недюжинные организаторские способности бросались в глаза везде.

Прекрасно обставленная кают-компания, прекрасно с удивительно приятным уютом, который так необходим для отдыха в тяжелой морской жизни на судах учебных отрядов, выше всякой критики поставленное питание и удивительная сплоченность всего руководящего личного состава корабля говорили о его большой заботе обо всякой мелочи и время проведенное в обществе старшего офицера нельзя никогда забыть. Блестяще начатую свою карьеру барон фон ФЕРЗЕН неудачно ее окончил в дни Цусимского погрома нашего морского флота, когда Владимир Федорович был командиром быстроходного крейсера «Алмаз». О его знаменитом прорыве через блокаду японских кораблей, красочно описано в знаменитой книге писателя Новикова-Прибоя «Цусима».

Главным руководителем и двигателем всего сложного учебного дела на судах Учебно-минного отряда был флагманский минный офицер Михаил Николаевич БЕКЛЕМИШЕВ. Три брата БЕКЛЕМИШЕВЫХ были хорошо известны во флоте, из них особенно выделялся младший брат Михаил Николаевич. Три брата БЕКЛЕМИШЕВЫХ все обладали замечательными способностями. Они блестяще окончили Морское Николаевское инженерное училище. Солидная подготовка, которой всегда славилось это училище, не удовлетворила братьев БЕКЛЕМИШЕВЫХ. Они не хотели носить морской мундир с серебряными погонами. Они старались стать полноценными морскими специалистами и все трое поступили в Морскую Академию. Михаил Николаевич блестяще окончил Академию, где хорошо изучил минное дело, тотчас же был назначен на должность флагманского минного офицера в Учебно-минный отряд и ревностно принялся за свое дело и своей энергией, трудом и своими глубокими знаниями увлекал буквально весь личный состав отряда.

Он вел все сложное учебное дело отряда, он обучал две группы минных офицеров, он составлял ответы на все многочисленные бумаги, поступившие к нему для разъяснений, он отвечал за выполнение всей учебной программы и за все испытания по минному делу, назначенных Морским Техническим комитетом на текущую кампанию. Он выслушивал многочисленные запросы, жалобы и проч. и проч. Все это заставляло добрейшего Михаила Николаевича почти целый день сидеть в своей каюте и зарываться в самую гущу своих бумаг, книг, карт и целых полотнищ таблиц с точным указанием, что на каждую неделю предстоит делать по всем отраслям минного дела и двум сменам минных офицеров и 32 сменам минеров. Все это он делал шутя, весело, напевая про себя легкомысленные мотивы, он успевал во время отвечать шутливыми на бесконечные вопросы надоедливых руководителей смен.

Дверь его каюты, выходящая в кают-компанию, была всегда открыта и вся его неутомимая работа в облаках густого дыма папиросы была у всех налицо. Ему редко удавалось выходить из своей каюты, чтобы хоть несколько минут отдохнуть, покурить и поиграть в трик-трик, в его любимую игру. Но, удивительно, заваленный сверх головы своими делами, он как-то успевал все слушать, что говорилось в кают-компании и особенно он прислушивался, когда мне приходилось принимать в кают-компании командированных в Учебно-минный отряд морских офицеров других морей и отрядов для ознакомления с беспроволочным телеграфом. Он не пропускал ни одного слова из моих пространных бесед, ни мою пропаганду нового средства связи. А таких бесед мне приходилось везти беспрерывно и, отвечая на вопросы и молодого мичмана и уже пожилого инженер-механика корабля.

Интересные опыты, которые мне приходилось вести увлекали почти весь офицерский состав и особенно самого выдающегося из них Флагманского минного офицера. Когда в редкие минуты перед завтраком, обедом или ужином Михаилу Николаевичу удавалось бросить все свои дела и выскочить из своего кабинета в кают-компанию, то веселый смех, шум, радостные возгласы, приветствия – слышны были уже издалека. Остроумная беседа или полный увлекательности по содержанию рассказ из интересных плаваний, остроумные анекдоты, всегда были неисчерпаемыми темами всей дружно живущей морской семьи.

Большая начитанность, редкая память, живой ум, остроумный, все это проявлялось у Михаила Николаевича на каждом шагу. Многие годы учебы, бессонные ночи, проводимые за работой, положили на него свой отпечаток. Он казался гораздо старше своих лет, что очень повышало его авторитет среди окружающей его молодежи, к которой он всегда относился с большой сердечностью и добротой. Особенно он полюбил меня и всегда со мной обращался как с младшим братом. Мне никогда не забыть дивные летние вечера на Транзундском рейде, когда после захода солнца на кораблях спускали флаги и заканчивался учебный день. Молодая, уставшая за день, команда по сигналу разбирала койки и быстро успокаивалась и засыпала.

На острове Тейнерсари в небольшой деревне снимали дачи семьи многих офицеров и каждый вечер дежурная шлюпка отвозила их на остров, офицеры с крейсера «АФРИКА» вместе со старшим офицером так же торопились: женатые к своим семьям, а неженатые погулять по живописным уголкам острова Тейнерсари. После их отъезда на корабле водворялась полная тишина. В быстро наступившей темноте ясно загорались дежурные лампочки на всех кораблях и с борта корабля было видно, как на берегу ярко осветились низенькие окна небольших дачек. Все это показывало, что там жили своей счастливой жизнью. В них молодые хозяйки радостно встречали своих усталых любимых мужей и старались лаской и заботой поскорее забыть проведенный ими тяжелый день и хотя бы последние часы дня провести вместе.

На борту корабля почти каждый день оставались только вахтенный офицер, я и Михаил Николаевич, приводивший в порядок при полной тишине свои расписания и приказы на следующий учебный день. Наконец и он заканчивал свои дела. Вечером он часто выходил на палубу и, слегка обнимая меня, гулял по палубе вдоль правого борта корабля. Он много мне рассказывал про устройство корабля, вникал во все мелочи моих опытов и давал очень ценные указания, к кому мне обращаться за помощью, к кому надо писать рапорта. Вечер быстро приводил к концу. Вот уже склянки пробили 11 часов. Застучали уключины. Сто последняя шлюпка уходила за офицерами на остров. Наступило время и мне идти в каюту заканчивать записи в рабочем журнале и тем заканчивать свой трудовой день.

Михаил Николаевич БЕКЛЕМИШЕВ вскоре увлекся новым типом боевого корабля, подводными лодками и сделался большим специалистом в этой только что появившейся новой области морского дела.

Прапорщик Федор Иванович ПРЕСТИН был один из выдающихся минных офицеров. Замечательнее всего, что он был только, как тогда говорили, ластовый офицер. Это значит, что он, бывший кондуктор Флота, сумел окончить трудные экзамены на первый офицерский чин и получил звание палубного офицера. Они на всех военных судах сохраняли свои офицерские права только во время плавания. На берегу же они никаких прав и привилегий не имели. В отличие от других офицеров они носили серебряные погоны. Федор Иванович сумел выхлопотать себе разрешение зачислиться в слушатели Минного офицерского класса, куда обыкновенно зачисляли каждый год по 60 офицеров Флота и только две вакансии были для вольнослушателей, на которые обыкновенно охотно шли механики флота. Федор Иванович блестяще окончил одногодичный курс Минного офицерского класса и, как всегда это водилось, был оставлен при Минной школе, как преподаватель смены.

Все слушатели Минного офицерского класса добивались всеми силами успешнее закончить класс. Они знали, что первые три офицера, особенно выделившиеся на экзамене своими знаниями, оставлялись при школе, как преподаватели смен. Каждый из них получал в свое заведование 2 смены и за эту нагрузку они получали за смену добавочное содержание по 45 руб. Все это почти удваивало небольшое лейтенантское содержание.

Федор Иванович после окончания школы получил назначение заведующим богатыми электротехническими кабинетами школы и вскоре весь отдался интересной работе изучения судовой электротехники.

Трудно перечислить все предложения и усовершенствования в таких обширных областях морской техники, как судовая электротехника и минное дело, которые оставил нам за всю свою плодотворную работу Федор Иванович. На некоторых его предложениях необходимо обратить внимание читателя. Как всегда это водилось, председатель минного отдела Морского технического комитета очень часто обращался к начальнику Минного Офицерского класса с просьбой поручить видным специалистам по минному делу разработать то или другое техническое задание.

Так, в одно прекрасное утро минным специалистам было дано такое интересное задание: приспособить только что появившиеся на корабле прожектора для сигнализации на большое расстояние при помощи коротких и длинных вспышек. Для этого необходимо было придумать простое приспособление для быстрого замыкания и размыкания тока, питающего вольтову дугу. Все минные специалисты ревностно принялись за разрешение вновь им порученного интересного задания. Но все их старания ни к чему не привели. Выручил всех Федор Иванович. Он первый догадался, чтобы быстро тушить яркий параллельный пучок света, бросаемый прожектором на далекое облако, не надо тушить саму вольтову дугу, что почти невозможно сделать, а для этого достаточно к прожектору пристроить двухстворчатую крышку и приспособиться быстро ее закрывать и раскрывать. Так чрезвычайно просто было решено одно из труднейших заданий судовой электротехники.

Как глубоко изучил Федор Иванович все области морской техники, можно иллюстрировать многими примерами. Как известно в мае 1896 г. был спущен на воду новый быстроходный крейсер «Россия» водоизмещением 12.500 тонн, Этот крейсер поражал всех своим размером. Его длина по ватерлинии была 472 фута, ширина 68 фут., осадка 29 фут. Первые дни плавания крейсера «Россия» были очень неудачны.

Еще не нагруженный до отказа он во время шторма крепко прижался к мели. Все попытки буксиров вывести крейсер на свободную воду ни к чему не привели. Опять всех выручил Федор Иванович. Он предложил свой, давно уже им испробованный, способ снятия с мели мелких судов. Они сильными струями воды, посылаемыми простыми судовыми брансбойтами, подрывали песок под потерпевшего аварию корабля, вырывали под кораблем громадную яму и благополучно в нее при помощи буксиров подводили корабль. Так он снял с мели и громадный крейсер «Россия».

Глава шестнадцатая
ПЕРВЫЕ НЕУДАЧИ

28-го V-45 г.
Переписано 12VII-45 г.

Когда весною 1897 г. мы с Александром Степановичем тщательно готовились к предстоящим летним опытам по применению беспроволочного телеграфа для связи между судами Флота, нам показалось, что мы все предусмотрели, что все опыты пройдут гладко. Мы были уверены в полном успехе наших новых начинаний. Но мы и не предполагали с какими неожиданными затруднениями мы встретимся, когда впервые начнем устанавливать свои приборы на борту корабля.

Судовые условия, оказалось, слишком затрудняли работу не только отправительной станции, но и приемной и бороться с этими вредными влияниями судовой обстановки оказалось не так-то легко. Надо откровенно признаться, что новое средство связи на первых порах было встречено на корабле не с открытыми объятиями, как об этом мы мечтали, когда думали помочь морякам выполнить их заветную мечту, связать их с покинутым берегом.

В судовых условиях самое свободное место для установки радиорубки был передний верхний командирский мостик. Правая его сторона была совершенно свободна от сигнальных фалов и там было достаточно места для установки большого стола, на котором легко можно было поместить спираль Румкорфа, ртутный прерыватель и телеграфный ключ. Под столом всегда размещался большой ящик с 10-ью легкими аккумуляторами типа Минного офицерского класса. Когда я после испытаний чувствительности когереров приступил к устройству отправительной станции на крейсере 2-го ранга «Африка» и водрузил на командирском мостике огромную спираль Румкорфа железный сердечник которой диаметром 10 сантиметров имел длину около метра, то командир крейсера капитан 2-го ранга Васильев пришел в ужас. Он пригласил меня к себе в каюту и начал издалека, мягко, чтобы меня не обидеть, выражать свои опасения, можно ли допустить установку беспроволочного телеграфа на корабле, когда присутствие одной только спирали опасно для правильной работы корабельного компаса. А когда командир узнал, что я через обмотку железного сердечника буду пропускать ток в 10 ампер, то он пришел даже в ужас.

Как я ни старался его убедить, что ток в первичную обмотку спирали я пускаю не постоянный, а прерывчатый и что железный сердечник намагничивается только остаточным магнетизмом. Все мое красноречие пропадало даром, он меня убедительно просил немного повременить с установкой станции и дать ему возможность вызвать специальную комиссию для исследования как установка беспроволочного телеграфа влияет на компас корабля. Мне пришлось опыты временно прекратить. Видные специалисты флота — магнитологи, очень заинтересовались поднятым капитаном 2-го ранга Васильевым вопросом и вскоре на крейсер «Африка» прибыла большая комиссия, вооруженная самыми чувствительными приборами для определения влияния на корабельный компас различных посторонних металлических предметов. Комиссия работала два дня и выясняла, какое влияние оказывает железный сердечник спирали Румкорра на судовой компас. Окончательное постановление высоко авторитетной комиссии было таково: «установку станции беспроволочного телеграфа на корабле разрешается производить на расстоянии не ближе 4-5 метров от судового компаса».

После пятидневного перерыва установка станции беспроволочного телеграфа возобновилась и вместе с тем меня постигли такие неудачи, от которых на первый раз кажется можно было потерять не только голову, но и прийти к печальному выводу, что установка станции беспроволочного телеграфа на корабле совершенно невозможна.

Самый неожиданный эффект получился, когда я после сборки отправительной станции стал посылать первые сигналы на транспорт «Европа». Длина искры в разряднике спирали была только 5 миллиметров и несмотря на это в ближайших металлических вантах корабля обнаружилось сильное индукционное воздействие.

По всей длине вант стали перебегать красиво светящиеся искорки, а когда вахтенные прикасались рукой к вантам, то они получали такой сильный электрический удар, какого нельзя было ожидать. Все это собрало на палубе большую толпу команды. Каждый из них торопился попробовать, как кусаются заряженные электричеством металлические ванты. Посланный на салинг вахтенный не мог выполнить приказание старшего офицера. Собравшиеся через некоторое время также крайне были удивлены небывалой до сих пор демонстрацией на палубе корабля в большом масштабе явления электрической индукции. Поневоле опыты пришлось прекратить и в глубоком раздумье уединиться в своей каюте.

Добрейший Владимир Федорович, командир корабля, не замедлил опять пригласить меня в каюту и опять с грустью в голосе стал меня распекать. Он уже теперь не называл меня дорогим Петром Николаевичем, а говорил: что же это Вы, молодой человек, у меня на корабле устраиваете представление, ведь это не цирк, подумайте, что Вы делаете». Я едва уговорил его отложить распоряжение о прекращении опытов до следующего дня, но оказалось на следующий день во время опытов произошла целая трагедия.

Случайно в то время, когда я посылал при помощи длинных и коротких искр телеграмму на транспорт «Европа», в кают-камеру корабля, где обычно хранится весь запас взрывчатых веществ, зашел боцманмат, заведующий камерой и был до смерти напуган. В темной камере ярко вспыхивала электрическая искра. В темноте она почти ослепляла своим блеском и казалось, что вот через секунду весь запас взрывчатых веществ воспламенится и мы все вместе с кораблем взлетим на воздух. В страхе бледный, потеряв Фуражку, боцманмат бросился искать старшего офицера и на ходу говорил ему какие-то несвязные слова. Когда я и старший офицер пришли в кают-камеру и осмотрели все, что там находится, то все объяснилось очень просто.

Оказалось, что через кают-камеру проходил нижний конец грот-мачты и к этой мачте был прислонен забытый в камере большой корабельный якорь. Известно, что по всей длине каждой мачты идет широкая медная полоса громоотвода и к моему несчастию надо было случиться так, что тяжелое кольцо якоря лежало совсем близко от медной полосы громоотвода. Расстояние между ними было около 5 миллиметров. В этом месте и появилась яркая электрическая искра в то время, когда работала отправительная станция.

Как я не утешал старшего офицера, что такое же появлялось всегда при грозовых разрядах и что она вреда на корабле никому не причиняла, это делу не помогло. Мне категорически запретили производить дальнейшие опыты на корабле, но я все-таки добился одной милости. Мне разрешили устроить отправительную станцию на берегу — на острове Тейнарсари на расстоянии примерно 5 кабельтовых (1/2 мили) от корабля, а на корабле мне разрешили производить только прием телеграмм.

Вскоре опыты показали, что и на прием телеграмм сильно влияет металлический такелаж корабля. Приемный провод у нас был поднят на самом свободном месте корабля на его юте и когда корабль смотрел своим носом на берег, то прием телеграмм происходил без всяких помех, но когда ветер менялся и заставлял корабль повернуться к берегу кормою, то прием телеграмм прекращался. Оказалось, что в этом случае приемный провод загораживался от отправительной станции металлическими вантами корабля. Ванты служили экраном, они не пропускали через себя радиоволны, они их и поглощали и отражали.

Все эти первые крупные неудачи, конечно, сильно снизили интерес командного состава к нашим опытам. Для меня наступили тяжелые будни. Надо было приложить все усилия, чтобы добиться новых успехов, надо было восстановить добрую веру в надежность нового способа связи. Настало время тяжелых испытаний. Как мы увидим дальше, к концу лета мне удалось добиться крупных успехов. Добрая слава нового способа связи была восстановлена. Вопрос «быть или не быть» разрешился в благоприятную сторону.

Back To Top