Глава девятая
Славные даты из истории военного корабля
История развития боевого корабля отмечает много славных дат.
Было время, когда корабли освещались только масляными фонарями и сальными свечами, но весной 1877 г. на борту корабля появились первые динамо-машины и впервые во всех уголках корабля зажглись электрические лампочки. Жизнь на корабле пошла полным ходом. Заведующим электрическим освещением на кораблях были ученики минной школы и Минного офицерского класса в г. Кронштадте. Было время, когда корабль ночью не мог войти в гавань. Он бросал якорь в море и до рассвета не мог продолжать свой путь. Плавание корабля было очень ограничено.
Но, вот в начале восьмидесятых годов пошлого столетия на борту корабля появились первые мощные источники света – прожектора. Они ночь превратили в день. Моряки впервые вздохнули свободно. Теперь только морские бури могли остановить ход корабля. Но самая славная дата в истории корабля – это 1897 год. В этом году на борту корабля была установлена первая радиостанция. Она только дала возможность выполнять давнюю мечту моряка – связать корабль с покинутым берегом.
Сейчас, когда радио развернулось перед нами таким широким фронтом, когда радио так глубоко проникло в наш быт, что мы без него не можем прожить ни одной минуты, трудно рассказать про то, что было 50 лет тому назад, рассказать про время, когда не было радио.
Теперь трудно себе представить, что корабль, уходя хотя бы 10-узловым ходом в ближайший порт, находящийся на расстоянии 180 миль, прерывал все сношения с берегом в течение 18-ти часов. Все эти 18 часов корабль жил только своей собственной жизнью, а для покинутых на берегу дорогих для моряков лиц, корабль как бы пропадал за все это время из поля зрения.
Корабль превращался для них в небытие. Поэтому можно себе представить, как дорога как ценна была для моряка первая попытка связать корабль с берегом. казалось бы, для выполнения такой ответственной задачи надо было бы дать все необходимые средства, надо было бы заблаговременно подготовить группу активных работников и широко популяризировать значение нового средства связи среди личного состава тех судов, на которых командование решило производить первые опыты. Но всего этого конечно не было сделано, да едва ли в то время возможно было это сделать. Дело в том, что хотя опытами Герца увлекались очень многие, но благодаря их сложности воспроизводить их полностью со всеми деталями было очень трудно. Многие известные ученые пытались двинуть дело, начатое Герцем, вперед, но при первых же неудачах у них опускались руки. Да и самый инициатор этого нового движения в области науки Герц прямо указывал на невозможность применения его лучей для связи на далекое расстояние. Надо было быть большим энтузиастом, надо было хорошо изучить новую область явлений, открытую нам Максвеллом и Герцем, чтобы предвидеть все те блага, которые сулит нам новая открываемая область техники.
Для выполнения чрезвычайно важной в мировом масштабе задачи в то время и средств и сил оказалось очень мало. В то время сложным процессом приема далеких радиоволн владели только двое специалистов.
Первыми радиосвязистами были сам изобретатель радио Александр Степанович ПОПОВ и автор этих воспоминаний, его неразлучный сотрудник. Мало того, неблагоприятно сложившееся обстоятельство невольно заставило нас распределить между собою отдельные процессы чрезвычайно сложных и ответственных опытов.
Все сложные процессы радиосвязи мы должны были, как лист бумаги, разорвать пополам, и полученные половинки разделить между собою. Мы не были так богаты средствами и не могли устроить между собою двустороннюю связь. Естественно, на первых порах эта связь была односторонняя, причем конечно, Александр Степанович ПОПОВ всегда руководил опытами и должен был взять на себя управление отправительной станцией. В то время трудно было определить, что легче было посылать сигналы или их получать. Оба этих процесса были чрезвычайно трудными.
Действительно, что вибратор Герца давал хороший колебательный разряд можно было судить только по самой электрической искре, по полученному при этом треску и по другим едва уловимым признакам. На беду еще на первых порах, чтобы поднять раз в 12 разрядный потенциал и следовательно в квадрат этой цифры поднять энергию колебательного разряда, надо было искру получать в таком хорошем диэлектрике, как парафиновое масло. В этом направлении Александр Степанович шел еще дальше. Он увеличил размеры своего разрядника. Медные шары диаметром в 30 сантиметров, какие были в разряднике Герца, он заменил двумя конусообразными поверхностями диаметра в один метр, а медные пуговицы, между которыми проскакивала электрическая искра, Александр Степанович заменил двумя тяжелыми медными дисками диаметра 10 см., для облегчения получения колебательного разряда вся рабочая поверхность дисков была обтянута тонким платиновым листом.
Чтобы электрическую искру получить в парафиновом масле, надо было оба диска водрузить в большой стеклянный сосуд. Теперь читателю будет понятно, как трудно было во всей этой системе следить за характером электрического разряда и потому повторяю, эту ответственную задачу всегда брал на себя сам Александр Степанович.
Если Александру Степановичу приходилось с большим трудом выполнять взятые на себя функции первого радиоотправителя, мое положение казалось на первых порах совсем безнадежным.
На мою долю приходилось трудное, совершенно новое дело – принимать посылаемые издалека слабые электрические импульсы. На мою долю досталось первая приемная радиостанция со всеми ее достоинствами и недостатками.
Мне буквально одному приходилось выбиваться из всех сил и на предельном для данного этапа опытов расстоянии, принимать посылаемые мне сигналы. Я был предоставлен самому себе.
Я, конечно, не мог на расстоянии 8 километров крикнуть Александру Степановичу: «у меня ничего не выходит», «у меня вот сейчас вышло, а затем все пропало», «все ли у вас в порядке», «надо увеличить длину искры».
Все эти обычные фразы, которыми обменивались первые радиостанции, когда мы вступили в этап двухсторонней радиопередачи, я не мог, конечно, тогда послать Александру Степановичу. Кстати, из этих телеграмм читатель может понять, что руководители первых радиостанций все свои неудачи сваливали друг на друга. И так, в первых наших опытах на протяжении первых тяжелых лет я был предоставлен самому себе. Самые неблагоприятные из наших опытов, как видит читатель, заставили из меня выработаться первого знатока всех сложных процессов радиоприема, составляющих самую сущность всей поставленной перед нами задачи.
Постараюсь поделиться с читателями теми затруднениями, с которыми мне пришлось сталкиваться на первых порах. Весь успех приема, конечно, прежде всего зависит от чувствительности когерера. Надо было в совершенстве владеть этим еще мало изученным прибором. Надо было уметь его быстро изготовлять, проверять его, определять его чувствительность и только после этого можно было вставлять его в приемную станцию и начинать опыт. Конечно, наши когереры были очень несовершенными. От сильного электрического импульса их можно было, как говорили «пережечь», т.е. так сварить между собою промежуточные зерна металлических опилок, что когерер делался безнадежным проводником.
Вот почему все приготовленные когереры тщательно хранились в тяжелых металлических коробках. Горький опыт мне показал, что когереры надо было изготовлять перед самыми опытами. Но и этого было мало. Очень чувствительный когерер быстро «сжигался» в самом процессе опыта. Он выходил из строя благодаря непостоянству электрического разряда. Сильный электрический импульс, прорывавшийся с отправительной станции, смешивал все карты моих опытов и мне приходилось вооружиться всем своим терпением и начинать опыты снова. В конце концов я научился быстро приготовлять когереры средней чувствительности и потому более стойкие ко всем сюрпризам отправительной станции. Из этих кратких слов читатель видит, что я во время приема вертелся как белка в колесе и не имел ни секунды времени, как говорится, ни покурить, ни отдохнуть, хотя я не курил, и едва только успевал кратко в рабочем журнале записывать все обнаруженные сюрпризы.
Читатель видит, что мне было очень трудно. Во время опытов вахтенный матрос обыкновенно, чтобы мне не мешать, отправлялся отдыхать куда нибудь поблизости. На станции я был одинок, мне не с кем было отвести, как говорится, душу и поделиться со всеми своими горестями. Но зато у меня было большое преимущество перед Александром Степановичем – я всегда был в курсе дела. А ведь это много значило, когда интересные опыты затягивались часов не меньше пяти-шести. Это время проходило для меня так быстро. Во время опытов, в сто раз хуже было Александру Степановичу. В чем заключалась его роль? Подумайте, что значит в течение шести часов каждые пять минут посылать слово мина. Это самое легкое сочетание знаков Морзе. Сначала вы даете подряд две длинных искры. Эти искры на моей телеграфной ленте должны дать две сплошные или прерывистые длинные черты. Это мы посылали первую букву «м». Затем вы посылаете две коротких искры, у меня должны были получаться на ленте две «точки», что означает принятую букву «и» и так дальше посылались все необходимые знаки слова МИНА.
– — – — –
М И Н А
Все эти знаки надо было посылать пять минут, затем Александр Степанович должен был пять минут отдыхать и т.д. и т.д. на протяжении пяти часов. Да если при этом вспомнить, сколько пережил Александр Степанович, посылая каждую искру, сколько он вкладывал старания, чтобы эта искра не пропала, чтобы она дала исчерпывающий колебательный разряд. А тяжелее всего конечно … для Александра Степановича было то, что он не знал, что из всего того, что он делает, получается на расстоянии 8-ми километров. Конечно он был уверен в своем надежном помощнике, но ведь, что его знает, во-первых молодость, во-вторых не исключена возможность в безнадежности опытов и что может быть в то время, когда Александр Степанович все еще посылает свои регулярные сигналы, я уже свернул свою станцию и возвращаюсь с грустною вестью о неудаче.
Эти тяжелые переживания во время опытов конечно возможны и понятны и в них нет ничего неестественного. Только потом, когда Александр Степанович убедился, какой настойчивый и как меня трудно сбить с пути, как я хорошо овладел всеми деталями возложенной на меня ответственной работы, он стал спокойно вести себя во время опытов и с каждым новым успехом наша дружба все крепла и крепла. Когда читатель прочитает эти строки и затем заглянет в черновой журнал наших опытов, то он поймет, какого громадного труда нам стоили наши первые опыты, сколько было вложено настойчивости, преданности и веры в успех начатого нами нового дела.
Итак, сами сложившиеся обстоятельства наших опытов выработали из меня первого знатока всех сложных процессов радиоприема, составляющих самую сущность всей поставленной перед нами задачи. Летом 1897 года, когда впервые потребовалось попытаться установить радиосвязь между судами флота, т.е. в момент проведения садах ответственных наших опытов Александр Степанович был в Нижнем Новгороде, где он заведовал электрической станцией и он лично не мог принять участие в опытах:. Вся тяжесть испытания нового средства связи в сложной судовой обстановке легла на меня.
В это время в физическом кабинете Минного офицерского класса оставались только я и неизвестный сторож кабинета, бывший матрос-минер, Устинов.
В июне 1897г. я неожиданно получил от заведующего Минным офицерским классом и школою капитана 2 ранга Васильева 1-го следующее отношение за №16:
П. Н. Рыбкину.
Сообщаю к сведению и исполнению, что предписанием Главного Морского Штаба Вы назначены в комиссию для испытания сигнализации па крейсере «Африка» в Транзунде.
Капитан 2-го ранга Васильев.
По получении этого письма мы с Устиновым стали собираться в поход и стали ждать, когда за мною и за приборами пришлют миноносец. На сколько были большие наши сборы, можно судить по ниже прилагаемому списку приборов, которые я захватил с собою на корабль. Список приборов, взятых на крейсер «Африка» для первых опытов по беспроволочному телеграфу на судах флота в 1897 году:
1. Приемная радиостанция А.С. Попова со звонком 1895 г.
2. Большая спираль Румкорфа в деревянном ящике.
3. Вибратор Герца с шарами,
4. Вибратор Герца с большими дисками.
5. Два вращающихся ртутных прерывателя.
6. Два телеграфных аппарата Сименса.
7. 10 аккумуляторов образца Минного офицерского класса.
8. 5 элементов Лекланше.
9. Бухта голой медной проволоки.
10. Два искромера.
11. Запас телеграфной ленты.
Читатель, прочитав этот список, может прийти в крайнее недоумение. У него может возникнуть масса вопросов: как можно было рисковать начать ответственные испытания с такими незначительными средствами, как можно было буквально одному только специалисту поручать такое в высшей степени ответственное дело и не в обстановке богатого Физического кабинета, где все необходимое у Вас под руками, а в сложных условиях судовой обстановки. На это можно ответить только одно. На первых порах успех опытов по беспроволочному телеграфу зависел не столько от совершенства тех приборов, с которыми приходилось иметь дело, как от глубокого понимания тех сложных электрических явлений, при помощи которых мы взяли на себя смелость создать новое средство связи.
Первые опыты, как мы это увидим дальше, были трудны не столько от того, что никто из окружающих нас не понимал то, что мы делаем, что никто не верил в успех наших начинаний, настолько от недостатка средств. Все это было пустяками сравнительно с теми трудностями, с которыми я встретился при первых опытах в тяжелых условиях судовой обстановки.
В этом я думаю читатель убедится, когда запасётся терпением и прочитает следующие главы.
Глава десятая
ХОД 26 УЗЛОВ
Июль месяц 1897г. славился своей удивительной погодой. Всегда бурный Финский залив вдруг успокаивался на целые сутки и его бесконечные зеркальные дали властно привлекали внимание не только видавших разные виды старых моряков, но и всех счастливцев, которые имели возможность проводить свой летний отдых на берегу моря.
В один из таких счастливых июльских дней из Кронштадтского рейда вышел в море миноносец «Сокол». Он только что был спущен с верой в г. Або и шел полным ходом на Транзундский рейд для испытания стрельбу минами Уайтхейда с предельной для того времени скоростью 26 узлов. При спокойном море хорошо было стоять на мостике этого первоклассного миноносца и испытывать неописуемого впечатления последнего достижения техники.
Заметно ярко бросалось в глаза, как все офицеры корабля были возбуждены новыми переживаниями. Они то внимательно следили за огромными бурунами за кормой корабля, то перебегали на бак и любовались, как легко удивительный миноносец рассекает глубокие вода Минского залива.
А мой ученик, старший минный офицер при таком бешеном беге корабля показал удивительный опыт.
С наветренной стороны он бросал за борт миноносца сложенный из газетной бумаги комок и с восторгом восклицал: «смотрите, смотрите бумага держится в воздухе, она долго бежит вместе с миноносцем».
При большой скорости корма миноносца глубоко уходит в воду и вот на этой корме, на расстоянии почти 5-7 Футов от воды Вы могли увидеть хорошо принайтованный к палубе, но очень странный груз. Тут был тяжелый деревянный с большою спиралью Румкорра, тут была громадная из березового дерева стойка с разрядником Герца, громадные медные шары которого ослепительно блестели под ярким солнцем июльского дня. В большом открытом ящике Вы могли увидеть многие необходимые для опытов мелочи. Тут была тяжелая глиняная бухта медного провода, масса круглых папочных коробок с веществами для заливки элементов Леклакше и многие другие мелочи. Все эти драгоценности ревностно оберегал пожилой моряк, бывший минер, сторож Физического кабинета Минного офицерского класса Устинов. Он сопровождал меня в Транзунд, чтобы сдать на крейсер «Африка» приборы, необходимые для предстоящих опытов. При 26 узловом до Транзундского рейда мы шли три часа. За это время можно было и достаточно полюбоваться безбрежным спокойным морем и обойти все закоулки щегольского миноносца.
Мне оставалось еще много времени и подумать о том, что меня ждет впереди, с какими трудностями мне придется встретиться на корабле при первых опытах и тут почему-то мне вспомнилось то, что только и могло меня выручить по-видимому безнадежного положения. Мне вспомнилась вся моя школьная жизнь с малых лет и я подвел итог тех знаний, с которыми я иду на это новое смелое дело.
Глава одиннадцатая
УЧИТЬСЯ, УЧИТЬСЯ И ЕЩЕ РАЗ УЧИТЬСЯ
В 60-тых годах прошлого столетия Петроградская сторона города Петербурга представляла из себя почти сплошной огород. Небольшие домики лепились только по ту и другую сторону главной улицы Большого проспекта. На окраине Петроградской стороны у крестьянского моста вдоль набережной малой Невки развернулся целый ряд роскошных дач…
К этой набережной выходили три узенькие маленькие улицы Большая, Средняя и Малая Колтовские. На средней Колтовской улице Вы могли увидеть в то время небольшой деревянный домик с пятью окнами на улицу и с небольшим мезонином. В этом доме W 18 помещалась начальная подготовительная школа моего отца. Этого дома давно уже нет и только сохранился почти копия его дом напротив.
Судя по отчетной школьной книге, сохранившейся в моем архиве, число учеников в школе не превышало 15-18 человек и, следовательно, средний заработок отца был не больше 30-40 рублей. На эти средства нужно было содержать большую семью в семь человек. Едва ли отец мог бы сводить благополучно концы с концами, если бы при доме не был большой огород и если между учениками и учителем не было самой тесной привязанности. Около Крестовского моста давно славился большой пивоваренный завод «Бавария».
Многочисленные служащие этого завода присылали своих детей в нашу единственную в этой местности начальную школу. Родители, довольные успехами детей и за ту заботу и ласку, которые они получали от учителя, не раз чем могли выручали его из беды. Мы, мальчики, мало понимали каких трудов стоило поддерживать в то время огромную семью и больше всего ценили большой кабинет отца, весь заставленный громадными книжными шкафами, наполненными удивительными ценными и редкими изданиями. Часть этих книг по арифметике, изданных чуть ли начиная с XVII века. Но я лично полюбил один уголок этого неисчерпаемого богатства знаний, уголок, где были аккуратно собранные переплетенные тетради размера листа бумаги с удивительно подробными и ясными записями по дифференциальному и интегральному исчислению.
Я быстро освоил все прочитанное, быстро переделал все указанные в записях задачи. Заинтересовавшись прочитанным, я приступил к изучению более новейших трудов по математике сначала в библиотеке на Петроградской стороне, потом в библиотеке на Васильевском острове и наконец в Публичной библиотеке. Когда я был в шестом классе, тогда я уже принялся изучать математику в объеме университетского курса… Будучи в седьмом классе гимназии я сильно заболел воспалением уха с осложнением. Болел два года. За это время многие мои товарищи уже поступили на математический факультет и, когда я выздоровел, они по старой привычке приходили ко мне за помощью. Я помогал решать им задачи, помогал составлять лекционные записки, делился с ними книгами и кончал гимназию хорошо освоил всю программу по математике за два года университетского курса.
В 1888 г. я окончил Введенскую классическую гимназию на Петроградской стороне г. Петрограда. Этот год был годом больших достижений в области физики, годом самого блестящего достижения человеческого гения, годом, когда был сделан первый шаг к изобретению радио, когда были впервые открыты новые лучи, которыми мы теперь широко пользуемся при радиосвязи. Честь открытия этих лучей принадлежит двум замечательным ученым: Джеймсу Максвеллу и Генриху Герцу.
В 1864 г., ровно 80 лет тому назад, Джеймс-Клерк Максвелл впервые оповестил весь ученый мир о своем открытии. Он первый применил глубокий математический анализ для объяснения гениальных опытов Фарадея и доказал, что при известных условиях в пространстве появляются поперечные электромагнитные волны. Эти волны увидеть нельзя и хотя он их не сумел обнаружить, но считал их несомненною реальностью.
24 года весь ученый мир поражался смелостью чисто математического анализа и только в 1888г. молодому физику Генриху Герцу удалось блестяще подтвердить на опыте, что эти давно предсказанные новые лучи действительно существуют. Эти лучи в честь ученого, их открывшего были названы лучами Герца, а сейчас мы их называем электромагнитными лучами или, короче, радиолучами.
Опыты Герца произвели сильное впечатление на знаменитых профессоров физики, известных в то время Физиков — моих учителей: на Федора Фомича Петрушевского, на Ивана Ивановича Боргмана, на Ореста Даниловича Хвольсона и на Николая Григорьевича Егорова и они решили изучение электромагнитной теории Максвелла ввести в курс обучения молодых студентов. Будучи на четвертом курсе я написал диссертацию «Явление Штокса с точки зрения электромагнитной теории света». В это время вышел замечательный трехтомный труд Пуанкаре под заглавием «Электромагнитная теория света». Этот труд дал мне возможность легко справиться с предложенной трудной диссертацией.
Таким образом, мне прямо со школьной скамьи пришлось заниматься изучением самых трудных явлений физики, что очень пригодилось в дальнейшей моей работе.
Александр Степанович Попов на 9 лет раньше кончил университет. Он учился у тех же профессоров и надо отдать справедливость нашим учителям, они сумели из нас – неопытных юношей сделать полезных научных работников, они сумели привить нам любовь к труду, они закалили нас в борьбе за завоевание самых сокровенных тайн природы.
Вспоминая про первые дни радио, вспоминая про наших героев связистов мы должны отдать должное и нашим учителям, тем беззаветным труженикам науки, которые отдавали всю свою жизнь для воспитания своей достойной смены.
Глава двенадцатая
ТРАНЗУНДСКИЙ РЕЙД
Северный берег Балтийского моря славится своими шхерами. Они начинаются у Шорок и тянутся до г.Або сплошной полосой. По мере удаления к западу глубина шхер все растет и растет и у г.Або достигает большой глубины. Чтобы Вам добраться до берега, до г.Або, Вам нужно пройти по шхерам около 5-ти миль. Эти бесконечные, живописные небольшие островки всегда славились, как лучшие дачные места, где можно и дешево и хорошо отдохнуть за лето, а главное поправить свои расшатанные нервы.
Финляндский берег Балтийского моря, защищенный от холодных северных ветров бесконечными лесными массивами, значительно теплее его южного берега. Маленькие каменистые островки с небольшими сосновыми рощами и с крошечными красивыми как игрушки дачками всегда были излюбленными местами отдыха для ленинградцев и для москвичей. Маленькие чистенькие пароходики два раза в день обходили все соседние островки, забирали от дачников все заказы, начиная от продуктов и кончая журнала, или какой-нибудь иностранной книги и аккуратно все это доставляли в следующий рейс. Все это делало жизнь дачника очень дешевой и приятной.
Нам морякам было каждое лето поставлено в задачу осваивать сложные, извилистые, предательски узкие Фарватеры и без участия лоцмана на эсминцах научиться полным ходом проходить вплоть до Твермина, до оконечности всей береговой полосы. Мне, как Флагманскому связисту приходилось все времл стоять на мостике передового эсминца и учить личный состав корабля, как можно овладеть эфиром в труднодоступных для радио районах.
Я помню, как мы на полном ходу, почти вплотную резали каменистый берег какого-нибудь островка. При ярком солнце нам ясно было видно с высоты мостика, вся незатейливая картина счастливой жизни летнего отдыха. Наспех брошенные крокетные молотки и все еще качающиеся, только что оставленные гамаки, показывают, что внезапное появление эскадры миноносцев нарушило мирную жизнь островка. Красивые четыре эсминца, мчавшиеся полным ходом, в шхерах казались грозными великанами.
Прелестные дачницы, довольные неожиданным для них развлечением, приветливо махали нам яркими легкими как воздух летними зонтиками. Нам морякам оставалось только с завистью смотреть на недоступный уют и вежливо снимать свои белые фуражки. Наверно многие из нас горько вздыхали и невольно подумали: как тяжела жизнь моряка.
При самом начале шхер, когда вы пройдете по узкому Фарватеру вдоль острова Биорке, Вы попадаете на замечательный по красоте и размерам Транзундский рейд. Про его размеры Вы можете судить потому, что большие военные корабли практической эскадры Балтийского моря, которое Вы видите с правого борта эсминца, а кажутся Вам маленькими шлюпками. По левому борту Вам открывается длинный силуэт острова Теккерсари. В переводе на русский язык это значит муравьиный остров. Когда Вы входите на рейд, то Вы видите, как в пяти кабельтов от его берега в стройном порядке стоят на якорях суда знаменитого в истории флота учебного Минного отряда. Боевая подготовка минных специалистов флота, как офицерского, так и рядового состава, как учит нас история школы, была на высоте. Береговые занятия в Кронштадте в Минном офицерском классе с октября по май месяцы были только подготовительными занятиями для подготовки к прохождению главных программ летнего плавания. Летом на корабле учеба не прерывалась целый день. После поднятия флага утро начиналось общей зарядкой, все офицеры, вся команда по сигналу быстро садилась в шлюпки и три раза под веслами должна обходить вокруг своего корабля. Затем начиналась общая учеба. По всей огромной палубе корабля Вы всюду видите маленькие группы сидящих на палубе матросов, одна группа внимательно смотрит на кое-как установленную классную доску и старается проникнуть в тайны деления и умножения дробей. Ведь всем минерам надо знать закон Ома, а этот закон без знания дробей никак не усвоишь.
В другой группе сидят ученики вокруг громадной шаровой мины и стремятся изучить ее до тонкости и разобрать до последнего винтика это представляющее из себя железный шар диаметра в один метр. Труднее всего достается наука для минных машинистов, электриков и радистов. В смены этих специалистов выбирают самых способных и грамотных новобранцев.
Как заразительна картина общей учебы можно судить по тому, как в свободное время ученики, стоящие на вахте, не хотят терять времени, а где нибудь пристраиваются в уголку, вынимают из кармана свои потрепанные учебники и, не отрывая от них глаз, вслух негромко читают написанные в них трудные истины. После обеда начинаются сложные занятия с постановкою мины, со стрельбой минами и на больших судах и на миноносцах.
Когда усталая, проголодавшаяся команда вечером после занятий на миноносцах и на острове возвращается на корабль, то отдохнуть еще ей не приходится. Начинается индивидуальная подготовка к следующему учебному дню. Программы большие, их прохождение идет полным ходом, останавливаться нельзя и потому часто вечером приходится повторять пройденное, повторять пропущенные не по своей вине уроки. Особенно тяжела работа для радистов. Научиться принимать на слух в минуту 80 знаков, да еще иностранного алфавита, не так-то легко. Но с каким увлечением радисты овладевают своей специальностью, какие из них выделялись замечательные слухачи. Никакой, как мы говорим «фон», не мог помешать принимать радио. Из целого букета тонов, они могли принимать любой.
Такая усиленная подготовка специалистов флота продолжается за все время плавания с 1-го мая По 1 октября.
Если к этому прибавить, что в программу плавания учебно-минного отряда входили испытания всех новинок минного оружия и в особенности радио, то можно смело сказать: на обширных плесах Транзундского рейда писались лучшие страницы истории Минного офицерского класса и минной школы. В особенности славен Транзундский рейд, как место, где впервые была выполнена давнишняя мечта моряка. Наконец-то военные и далекие суда были надежно связаны между собою. И это могло сделать только радио.
Глава тринадцатая
НА БОРТУ КРЕЙСЕРА ВТОРОГО РАНГА «АФРИКА»
Наконец-то эсминец «Сокол» полным ходом вошел на Транзундский рейд и блестяще продемонстрировал все свои замечательные качества. Как вкопанный он остановился у борта крейсера 2-го ранга «Африка» и передал по семафору сигнал: «имею на борту пассажира, пришлите катер». На крейсере «Африка» было отчетливо слышно отданное приказание.
Все привезенные мною приборы были аккуратно переданы на катер, и скоро я очутился на борту крейсера в объятиях милейшего старшего офицера барона фон Ферзена. Дорогой Василий Федорович недавно окончил Минный офицерский класс, мой ученик, давно интересовался опытами радио и был горячим энтузиастом этого нового средства связи и верил в то, что было в то время редко, в успехи наших опытов. Он с первых же слов меня слегка пожурил и спросил, почему я раньше не прибыл на корабль.
Слегка обнимая меня, он пошел показывать предоставленную мне отдельную каюту. После чисто студенческой моей жизни, уют корабля, забота обо мне со стороны всего офицерского состава, начиная с командира корабля капитана 2-го ранга Васильева и кончая самым молодым вахтенным начальником, произвели на меня очень сильное впечатление. Все офицеры корабля знали с какой важной для моряков миссией я прибыл к ним и готовы были в любой момент оказать мне посильную помощь.
Крейсер 2-го ранга «Африка», купленный в Америке, раньше называвшийся «Саратога» был флагманским кораблем учебно-минного отряда. Этот корабль был очень удобен для первых опытов по радио. Его громадные грот и фок мачты были без парусного такелажа. Паруса для обучения поднимались только на корме корабле на небольшой бизань-мачте. Обширная кают-компания помещалась в первой палубе на самой середине корабля. Роскошно украшенная дорогими панелями красного дерева и громадным люком, выходящим на палубу, производила очень приятное впечатление.
Широкий трап, всегда покрытый дорогим красным ковром, спускался в небольшой кубрик, расположенный перед входом в кают-компанию. В этот кубрик выходили двери роскошных кают главных специалистов. Моя небольшая каюта с одним иллюминатором была с левого борта. В ней помещалась только одна койка, на небольшом пространстве, оставшемся между койкой и бортом корабля, был принайтован небольшой шкафик с выдвижной снизу доскою, представляющую из себя миниатюрный письменный стол. Мой единственный иллюминатор был как раз под левым трапом корабля, как известно самым его бойким местом. Беготня по этому трапу не прекращалась ни днем ни ночью и по этой беготне была ясна как на ладошке вся жизнь корабля.
Вот кажется от 12 до 2 дня наступал мертвый час на всем корабле, но оказывается, что это не так. В это время разрешалось посещение корабля торговцам с острова Тейнар-сари. Каких только соблазнительных вещей не приносили они с собой: тут были и вкусные ржаные ватрушки и знакомые выборгские крендели, свежие ягоды, грибы, яйца, пряники, целые бидоны холодного, как лед, молока, что даже не только команда, и мы, офицеры, соблазнялись и кое-что покупали. Все это было очень дешево и доступно для команды. Так командование старалось скрасить тяжелую жизнь учебного корабля. Эти часы корабельного отдыха были для меня сначала единственными часами, когда я мог работать, писать письма, составлять план ближайших опытов, вести подробную запись всех расходов, всех опытов и записать в рабочем журнале отчет проведенного дня. Но скоро я сделался настоящим моряком – никакой шум, ни даже свирепое мытье палубы над моей головой не могли отвлекать меня от моей работы.
На первых порах на кораблях меня все поражало, и чистенькая, только что выкрашенная каюта и заботливый, назначенный мне вестовым, морячок, почти мальчик. Но особенно меня поразила жизнь в самой кают-компании, с ее торжественным укладом и роскошными обедами, завтраками, праздниками, гостями, а главное с бесконечными, самыми для меня приятными темами разговора, о беспроволочном телеграфе, об удачных и неудачных, только что проведенных опытах. С первого дня появления моего на корабле, я стал самым усердным пропагандистом нового удивительного средства связи.
Большую пользу в проведении первых опытов по беспроволочному телеграфу между судами флота мне оказали главные специалисты корабля и я считаю необходимым поделиться с читателями своими воспоминаниями об этих первых энтузиастах радио, ста шумная, полная жизни и подготовки для флота специалистов, семья не могла не произвести на меня сильного впечатления, только окончившего школьную скамью.
Глава четырнадцатая
УДИВИТЕЛЬНЫЕ ДЕЛА ТВОРЯТСЯ НА БЕЛОМ СВЕТЕ
Если Вы входите в часовой магазин, то Вас прежде всего поражает бесконечное число часов, повешенных на стене, маятники которых продолжают делать свое дело, наполняют всю комнату разнобойными ударами, поднятый ими шум таков, что Вам трудно даже говорить, между тем Вы увидите, что сидя у окошечка, хозяин магазина внимательно осматривает только что принесенные ему для починки изящные дамские часики и ясно слышит их нежные постукивания. Часовой мастер привык к музыке своего магазина, но ее уже не слышит и потому делает свое дело также хорошо, как если бы он сидел в совершенно пустой комнате. Если мастеру надо вернуться к тому, что действительно существует, ему надо сделать над собой большие усилия.
Так и сейчас тот, кто родился в те дни, когда радио уже захватило нас целиком, когда мы не можем без него прожить ни одной минуты, то нам нужно над собою сделать такое большое усилие для того, чтобы представить, как протекала наша жизнь, когда радио не было, а без этого нам почти невозможно в достаточной мере оценить все то, что оно нам дало. Если трудно оценить все значение для нас радио, то можно себе представить, но еще труднее представить, как трудно было привыкать, как трудно было усвоить мысль, что можно было передавать без участия проводника, что есть какая-то особая среда «эфир», что в ней распространяются какие-то удивительные волны; И когда, отвечая на предложенный вопрос, стараешься все это объяснить как можно подробнее, что удавалось с большим трудом, да и то после нескольких повторных объяснений, В большинстве случаев слушающий быстро терял нить того, что ему и ясно было, он только из вежливости дослушивал до конца мой рассказ и уходя невольно восклицал: «Удивительные дела творятся на белом свете».
А между тем мои первые опыты, которые так поражали всех, были очень просты. По нашему плану я должен был установить на учебном судне «Европа» отправительную радиостанцию, а на флагманском корабле крейсере 2-го ранга «Африка», где находился штаб Учебно-Минного отряда, я должен установить прием радио. На время учебного рейса на учебном судне «Европа» по Транзунски на нем проводилась учебная стрельба минными отрядами. Во время процесса стрельбы минный офицер, ведущий эту ответственную минную учебу, должен был докладывать в штаб результаты своей стрельбы. Он докладывал, какая мина, под каким номером благополучно всплыла после выстрела, какая мина потонула, и за которой надо выслать целый отряд мелких шлюпок, и другие подробности всего учебного дня. Передавать семафором все это было очень затруднительно, и потому было решено эту сигнализацию производить по новому средству, т.е. по беспроволочному телеграфу.
Но чтобы вооружить судно первыми радиоустановками, мне надо было прежде всего собрать первую приемную радиостанцию и приготовить для первых опытов «когереры». К этой работе я и приступил в первые же дни моего пребывания на корабле. Сторож Физического кабинета Устинов сдал все то, что он привез содержателю корабля и на следующий день вернулся в Кронштадт, а мне для помощи вместо него прикомандировали только минера-электрика Ивана Прокофьевича ПОДОСЕНОВА, с ним только мне и приходилось разделять все заботы и все труды первых опытов. Для испытания чувствительности когереров пришлось на острове Тейнерсари у небольшой Ермаковской пристани, на скорую руку сколотить деревянную будку и в ней разместить аккумуляторы и большую спираль Румкорфа и большой вибратор Герца, т.е. все, что нужно было для устройства незатейливой в то время отправительной радиостанции. В первых опытах в 1897г. отправительного провода (антенна) у нас еще не было.
Иван Прокофьевич, как он всегда это делал, очень аккуратно расставил громадные приборе в своей маленькой будке, и отправительная станция была быстро приготовлена для опытов, но сами опыты несколько затянулись. Дело в том, что для быстрого подведения итогов опыта мне нужно было точно измерять расстояние между отправительной и приемной станцией и для этого надо было предварительно от пристани вдоль берега острова Тейнарсари установить линию разноцветных вешек.
Как видно из журнала опытов первая вешка была установлена на расстоянии 4400 фут. от отправительной будки, а все следующие — на расстоянии 400 фут, друг от друга. Вешки следовали в следующем порядке:
Первая — красная
Вторая — синяя (800 фут.)
Третья — синяя
Четвертая — белая
Пятая — зеленая (2000 — фут.)
Шестая — красный буек-группа
Седьмая — буек-пробка
Восьмая — буек — красный конус (3200 фут.)
Вдоль этой линии вешек всегда ходил крейсер 2-го ранга «Африка» и когда производились первые опыты приема посылаемых с берега сигналов, то мне легко было всегда точно отмечать в своем рабочем журнале на каком расстоянии происходили записанные наблюдения. После укладки линии вешек мною было приступлено к изготовлению и испытанию когереров. Это производилось следующим образом. На паровом катере подымалась мачта длиною в 24 фута. Подвешенный на ней голый медный в мм диаметра провод присоединялся к одному электроду когерера, а к другому присоединялся провод от цинкового листа, спущенного за борт катера. Этот цинковый лист, погруженный в воду, служил очень надежным, как говорим, «земляным соединением» или просто «землею».
Чтобы убедиться, что посланный издалека электрический импульс достиг до приемного провода и воздействовал на когерер, надо было испытуемый когерер ввести в цепь, состоящую из гальванического элемента Лекланше и чувствительного гальванометра. Такой гальванометр в моих опытах заменил очень чувствительный вольтметр системы Карпаты, дававший полное отклонение в 150 делений от 3-х вольтового напряжения. Сопротивление подвижной рамки этого прибора было 300 и потому полное отклонение стрелки вольтметра получалось при прохождении через рамку прибора тока в 10 миллиампер и, следовательно, ток в 1 миллиампер давал отклонение, равное 15 делениям. Таким образом, схема для испытания когереров и оказалась следующей:
Как известно, при обыкновенных условиях металлические опилки когерера обладают очень большим сопротивлением, это сопротивление в наших первых когерерах было около 30000 ом и, конечно, наш гальванометр не мог обнаружить такого ничтожного тока. Но стоило только электрическим колебаниям, вызванным в антенне электрическими импульсами, посланными отправительнои станцией, пройти через когерер в землю, как сопротивление металлических опилок сразу упадет и стрелка гальванометра своим отклонением покажет, что посланный импульс принят антенною.
В моих опытах стрелка гальванометра отклонялась 10-15 делений. Это показывает, что сопротивление металлических опилок с 30000 ом упало до 1300 ом.
Чтобы принять следующий электрический импульс надо было восстановить большое сопротивление металлических опилок когерера и для этого, как известно, достаточно было легко ударить по когереру и встряхнуть всю массу опилок. Из этого описания мы видим, что через когерер во время отправления проходили два разные тока. Один ток быстрых колебаний, принятых антенною и прошедших через когерер в землю, и постоянный ток от элемента Лекланше, появившийся тогда, когда сопротивление когерера падало до 1300 ом.
Чтобы весь импульс электрических колебаний, принятых антенной, сконцентрировать в когерере и чтобы не дать им возможность ответвиться в цепь постоянного тока, в этой цепи по ту и другую сторону когерера вставлялись предохранительные приспособления, состоящие из однослойной спиральки, намотанной на железный сердечник длиною 10 сант. и диаметра 5 миллиметров. Проволока для намотки бралась тонкая медная с шелковой изолировкой диаметра 0,3 миллиметра.
Таким образом, окончательная схема для испытания когереров оказалась следующей:
Как ни просты были мои опыты с определением чувствительности когереров, но в то время они произвели на окружающих большое впечатление. Таинственное появление тока в приемной цепи даже на расстоянии нескольких десятков метров от отправительной станции в тот момент, когда в ней раздавался треск электрической искры, поразило всех. Так было трудно на первых порах привыкнуть к мысли, что возможно издалека передавать сигналы на корабль, Эти опыты и поражали и радовали, а чаще всего вызывали большое недоумение. Вся плавающая эскадра следила за успехами моих опытов. Все бинокли с вахтенных Костиков были направлены на берег и вахтенный начальник посылал в кают-компанию сообщить, что сегодня Петр Николаевич принимает свои сигналы, уже на 60 м от берега.
Насколько было трудно в то время привыкнуть к мысли о возможности передачи что-нибудь без проводов на больше расстояние, показывает тот факт, что только тот, кто сам побывал у меня на катере во время опытов и сам увидел эти таинственные отклонения стрелки гальванометра, уезжал убежденным в новом завоевании науки и новое средство связи стало вдруг вполне понятным. Дело доходило до того, что высшее командование Злотом предлагало всем морским офицерам, приезжавшим по делам в Петроград в Главное Адмиралтейство из других морей, непременно заехать в учебно-минный отряд на Транзундский рейд и лично убедиться в возможности передавать сигналы с берега на корабль. И надо отдать справедливость, эта пропаганда радиосвязи имела большой успех.
Во время опытов гостей у меня набиралось порядочно. Испытание чувствительности когереров заняло у меня почти две недели. Дело в том, что на корабле паровые катера были все заняты для наблюдения за стрельбою минами Уайтхеда.
Мои опыты могли быть проведены только во время корабельного отдыха от 12 до 2 часа дня или по субботам и праздничным дням. После этих предварительных опытов начались опыты на борту крейсера 2-го ранга «АФРИКА».